Утром я сказала ему, что согласна служить здесь и что больше никогда не сделаю никаких попыток уйти на фронт. Я говорила это искренне. Мной овладело такое безразличие ко всему, что сначала я даже испугалась, а потом решила, что, в сущности, только так и можно жить, ни из-за чего не волнуясь, ни о чем не думая и не мечтая, а главное — не вспоминая. И я даже была рада этому оцепенению, потому что не так было больно и можно было дотягивать до вечера, а потом стараться уснуть. Уснуть и не очень много плакать.
Через несколько дней, возвращаясь с обеда, к нам в землянку заглянул Злодей.
— Боцман, тебя там внизу ждут.
— Кто?
— Какой-то летчик.
Я вскочила с койки и, чуть не сбив с ног Ярченко, помчалась по лестнице. Кто ко мне мог приехать, кроме Бориса, Борьки, Бореньки?! Но еще на бегу я увидела, что возле открытого вездехода стоит не Борис, а Сергей Попов. Он смотрел на меня и поднял в знак приветствия руку. И вдруг я поняла, что случилось очень страшное. Нет, не ранение. Тогда бы Сергей не приехал ко мне.
Я целую вечность спускалась по ступеням к нему и целую вечность… знала.
Он протянул мне руку.
— Ниночка, я приехал…
— Не надо, — сказала я и сама удивилась тому, как ло-мертвому глухо прозвучали эти слова, — не надо, Сережа, я знаю.
— Откуда? Кто тебе сказал? — спросил он.
Вот и все. Оказано самое главное, и больше не осталось никаких уголков, где можно было бы спрятаться и не знать ни о чем, и верить, что скоро мы увидимся, и я, как тогда, в последнюю нашу встречу, смогу трогать его и быть хоть немножечко счастливой.
— Нина…
— Не надо!
Что же это такое? Шестнадцатого января погиб Гешка. И вот — Борис.
Я хватала воздух, как выброшенная из воды рыба. Сердце — колотилось где-то у горла, мешало дышать.
Сергей, нахмурясь, сказал:
— Нина, ты заплачь, что ли…
Но заплакать я не могла. Я умирала. И куда-то исчезал, расплывался, как в тумане, Сергей. А вместо него появился передо мной Борис. Его всегда хмуроватые глаза печально глянули на меня, будто спросили: как же ты теперь, Нинок?
— Не знаю…
— Что не знаешь?
— Ничего я, Сережа, сейчас не знаю.
Сергей начал свертывать папироску. Вид у него был совсем потерянный. Прикурив, он спросил:
— Что я могу сделать для тебя?
«Сделай, чтобы они были живы. Ведь не сможешь?» — подумала я.
— Я еще приеду к тебе, как только выберется свободная минутка.
— Нет-нет, не приезжай. Сейчас не надо. Я сама приеду, как пройдет немного.
— Не нравишься ты мне, Нина, — встревоженно сказал Сергей.
