До конца перерыва оставалось еще полчаса, и он решил позвонить Бельё, узнать: куда ехать?
В телефонной будке было душно, и Прохоров ногой оттолкнул дверь.
— Бельё? — удивился в трубке женский голос. — Нет… Его нет… Передавал ли что? Нет, не передавал… Да… До свидания.
В трубке раздались короткие гудки.
Прохоров вытащил из кармана записную книжку и принялся обзванивать н о в ы х з н а к о м ы х. О семинаре никто из них ничего не слышал.
Вспотевший и растерянный, Прохоров вышел из телефонной будки. Только что пришла первая после перерыва электричка, и по перрону навстречу Прохорову, безжалостно толкая его, шли пассажиры.
Прохоров протиснулся к скамейкам, и сразу же из людского потока вынырнул Яков Иванович Кукушкин. Дружелюбно схватил Прохорова под локоток.
— Как вы живете, молодой человек? — словно он не видел Прохорова бог знает сколько времени, поинтересовался он. — Как здоровье у родителей?
Прохоров здоровался с Яковом Игнатьевичем сегодня утром, но сейчас, по рассеянности, позабыл об этом и принялся обстоятельно рассказывать о своих делах.
Прохоров отличался редкой занудливостью, но Яков Игоревич, участливо кивая, внимательно слушал пространные объяснения Прохорова. И тогда, тронутый этой участливостью, Прохоров рассказал и про Африку.
— Молодой человек, молодой человек! — в словах Якова Ильича слышалась неподдельная грусть. — Если бы вы знали, как я завидую вам! Вы так молоды, и перед вами открыты все пути. Когда-то я тоже был молод, и передо мною были открыты все пути. Но тогда были трудные годы… Вы знаете, что меня арестовали и я восемь лет просидел в лагере… А вы знаете, что такое сидеть в лагере в годы культа личности? — Яков Иннокентьевич закатил глаза. — О, молодой человек… То, что могу рассказать я, вам никто не расскажет. Вы, молодые люди, не цените свое время. Вы мечтаете о том, чтобы жить еще свободнее… Да, да… Не отпирайтесь, я это знаю… — он понимающе подмигнул Прохорову. — Да, да… Я знаю, что вы ездите в Ленинград и встречаетесь с людьми, которые думают… Не надо таиться от меня… Я, старый, пожилой человек, не осуждаю вас. Такова всякая молодость… Ей всегда хочется жить еще лучше, еще свободнее… Я понимаю вас. Ведь когда-то я тоже был таким, как вы, но тогда было другое время — и меня сразу арестовали.
Очень словоохотлив был сегодня Яков Калинович, и любой другой человек обратил бы на это внимание и удивился, но Прохорову было некогда замечать подобные пустяки.
