— Ты говоришь слишком жестоко, как на моего подчинённого.
— Я слишком долго прожил на этом свете, чтобы подчиняться кому-то, — усмехнулся Мастер. — Приятного вам вечера. И передайте Миро, что мне не нужна половина учеников. Хватит и одного.
Он развернулся и ушёл, сопровождаемый странным гулом магии, оставил наедине со своими тяжёлыми мыслями Фирхана. Тот чувствовал, как по спине в очередной раз пробежалась дрожь — неуловимый страх перед чем-то невидимым отказывался его отпускать. Он не знал, к чему приведёт этот разговор, но чувствовал, как надвигалось нечто страшное и противоестественное для их маленького мирка. Может быть, давно пора было остановиться и вспомнить о том, как… Как жить?
И всё же, перед глазами застыло такое холодное, такое отчужденное лицо. Где он видел Мастера до того, как тот прибыл к нему, преподаватель? Где он вообще бывал прежде? Кто он такой?
Почему не называет своего имени?
Можно было поверить в историю таинственного незнакомца с печатями грусти на сердце — вот только Фирхан был готов поклясться, что в прошлый раз, когда он снимал свой капюшон, шрамы были расположены иначе.
Они говорили ему о чём-то. Они — и серый, едва-едва заметный след на шее, словно там когда-то кто-то сделал ритуальную надпись.
Год 117 правления Каены Первой
Рэн тяжело вздохнул. Казалось, над ним сгустилось настоящее облако тьмы. Туманы, прорывающиеся через окно, были практически осязаемыми, и он чувствовал, как тяжёлая ножа ложится на грудь. Глаза мужчина так и не закрыл, но даже эльфу было трудно увидеть что-то сквозь столь густой мрак. И даже магия не могла бы его прорезать.
Он улыбнулся сам себе. В Туманах было ещё хуже, и он помнил, как легко там умирали Вечные. Они останавливались на один миг и задыхались, чувствовали, как изо всех сторон надвигались бесконечные тучи. Они вдыхали ядовитый дым и превращались в замёрзшие глыбы. Туманы терзали их изнутри; Твари не приближались к Вечным, потому что лёд их не беспокоил. И холод. Они не трогали то, что уже было мертво. Они не были падальщиками.
Они, в конце концов, оставались самым благородным, что только было в Златом Лесу.
Иногда Роларэну казалось, что Твари Туманные — это их нерождённые дети. Это их грехи, сошедшие с мыслей, их маленькие эльфы и их потерянная вечность. Это те, кому не дали вернуться в этот мир собственные родители. Так погибали вечные. Так выжил он.
Его дочь родилась больна, как и многие Вечные в те времена. Как и многие не сложившиеся Вечные; родительская кровь в них сражалась, толкалась, пыталась вырваться на свободу, но не могла — и прорывалась болью и болезнями. Но обычно их оставляли. Умирать. Роларэн не смог. Роларэн был готов на всё, что угодно, лишь бы его маленькая девочка выздоровела. Сколько бы для этого ни пришлось потратить.
