Каена улыбнулась. Манускрипт лежал на столе. Она даже не притронулась к древним бумагам — обвила руками шею молодого эльфа, прикасаясь к его губам, почувствовала, как чёрные шелка её платья скользят по коже, прозрачной, будто бы бумага, тонкой и способной порваться в любой миг… Не сейчас, но в прошлом. Это всё осталось в прошлом.
Он тоже надеялся исцелить королеву. Даровать ей немножечко собственного счастья. Он надеялся на то, что утром она откроет глаза и поймёт, что наконец-то встретила своё счастье.
Она впитывала его надежду, опираясь ладонями о каменную поверхность своего ложа. Не того, с атласными простынями, со скользящей по поверхности ткани тенью любви. Нет. Камень был холодным, даже ледяным, и покрытым кровью, но разве он мог это чувствовать? Для него это была самая мягкая на свете перина.
Его руки, его прикосновения, его жаркие поцелуи на её коже. Она улыбалась чёрным волосам и зелёным глазам; она видела только остаток от прошлого образа. Она видела Его в каждой тени, в каждом касании. Это помогало. Помогало забыться, и Каена была будто бы пьяная от чужих поцелуев.
Он чувствовал себя победителем. Думал, что пробудил в ней любящую женщину. Ему даже не трон был важен, а то, что прекрасная королева, разделившая с ним сегодня ложе, стала его.
Они все чувствовали себя победителями.
Они все знали, чем это закончится. Каена не была лживой. Она не человек. Она эльфийка. Эльфы не лгут. Каена не прятала от них конец этого бессмысленного романа на одну ночь.
Но все они, все до одного, надеялись. Все мечтали о том, чтобы оказаться на её каменной постели. Думали, что она откроет утром глаза, когда луч солнца прорвётся сквозь сплошные туманы над столицей Златого Леса, улыбнётся и поймёт, что встретила свою любовь. И она так нежно им улыбалась, так прижималась к их груди, что трудно было в эту иллюзию не поверить. Она любит. Она обрела то, о чём столько долгих лет мечтала. Теперь забудет о боли, о злобе, о том, что прежде толкало её на преступления. И всё. Больше ничего страшного никогда не случится, и Королева Каена станет любимой и любящей.
И она открывала глаза.
И понимала.
Чужие руки. Чужие губы. Чужие касания.
Она распахнула глаза.
Она поняла.
Она надеялась, что это будет Рэн. Она чувствовала его поцелуи на коже. Она видела зелень его глаз, чувствовала шёлк его волос. А теперь, очнувшись от полуночного дурмана, понимала, что это ворованные изумруды, это пролитая кем-то другим смола. Она коснулась его кожи, чувствуя, что это кто-то другой. Вдохнула чужой, гадкий аромат, в котором не было ни капли настоящего Роларэна. Ничего не было. Она чувствовала похоть и боль. Собственное разочарование, бесконечное и безграничное.
