Сквозь дыру вырывался на свободу тусклый свет факела. Пламя было обыкновенным, погаснет уже через пару часов — но Шэрре хватило и этого, чтобы увидеть вспыхнувшие злобой чужие глаза, острые уши, грязное лицо.
Лучшее отрёбье эльфийского королевства собралось в дыре для своего еженощного пира.
Совсем близко зарычала тварь. Потянуло зловонным душком, но вряд ли они услышали. Вряд ли их это могло остановить. Твари не подходили. Твари упрямо её боялись.
Чужие руки нагло дёрнули за воротник и без того рваного, старого платья. Затрещала ткань — почти поддалась, но силы в пальцах незнакомца оказалось маловато. Покрытые чем-то липким пальцы сжали её руки ещё сильнее, чужие губы издевательски мазнули по шее.
Трое.
Шэрре не надо было даже считать: она чувствовала. Трое остроухих тварей, две клыкастые у них за спинами. И одна не способная воспользоваться тем, что у неё есть, эльфийка.
Стоит ей только вспомнить о своих чарах, она окажется вне закона. Никто, кроме королевы, не имеет права пользоваться силой. Никто, кроме королевы, не имеет права чаровать.
А твари не подойдут к ней близко. Они не решатся.
Шэрра рванулась. Издевательский шёпоток разобрать не удалось — девушка попыталась оттолкнуть от себя хотя бы одного, но он свалился в дыру, а не на тварей, а значит, ближе к костру.
Платье наконец-то не выдержало. Холодом обожгло обнажённое плечо, обидой и злобой — разум. Магия вскипела — те капли, что были в ней, не могли утихнуть. Казалось, кровь клокотала так, что она могла это слышать, и сила — жалкие осколки, но лучше, чем ничего, — одной тонкой, уставшей искрой ударила второго в грудь, заставляя его отшатнуться, ошалело уставившись на собственные осветившиеся в одно мгновение руки.
Пламя — единственное, что действует в ночи. Пламя — то, что удавалось ей хуже всего. Пламя — это то, чем она не могла овладеть сама. Чтобы повелевать огнём, нужно учиться. Она могла колдовать над водой, она могла говорить с тварями, но только не творить огонь. Эту жалкую искорку эльф вряд ли даже ощутил — заметил только потому, что кромешная тьма на мгновение расступилась, а спустя секунду остался только всё тот же костёр.
Шэрра вжалась в стену. Отвращение подступало к горлу — она теперь могла видеть только правое ухо одного из разбойников, оборванное, почти до конца отрезанное — эльфийский позор. Отрезала бы и второе, будь у неё нож или хотя бы иголка, но обыкновенным эльфам не положено пользоваться оружием. Даже если они ходят через развалины замков.
