В какое-то мгновение им всем почти кажется, что он победил. Противник увлечён, противник тратит своё время на линию защиты, позволяя подойти им всем со стороны, противник открывает спину — но когда в неё наконец-то летит кинжал, уходит в сторону, подставляя тонкому лезвию своего врага.
Тот не сдаётся. Силы уходят быстрее, но он вынослив; он так же гибок, как и тот, что убил — убил бы, — целые два десятка. Умереть в стенах Академии или здесь — какое это имеет значение?
Ученик бессилен. Он сознаёт это, но не теряет быстроты — и в тот миг, когда он понимает, что враг ему не под силу, что ему не остановить чужую мощь, вместо того, чтобы сбавить темп, вкладывает всю свою скорость, всю гибкость в последний выпад.
На груди противника виднеется тонкий разрез на рубашке, несколько капель крови орошают алебастрово-белую кожу — а после порез затягивается и превращается в длинный, но почти незаметный вертикальный шрам. У парня — сильное ранение на плече, но шпагу он не отбрасывает в сторону, а, выдохнув, опускает в ножны.
Рука недавнего врага ложится на рану, тонкие серебристые искринки — не эльфийская, та златая, а неизвестная магия быстро затягивает порез, оставляя в напоминание о том, что он здесь был, только лёгкий зуд в плече.
Мастер выпрямляется.
Эльфа ранить может только эльф.
— Встать! — голос его громогласен, ни капли жалости в нём нет. Можно подумать, что дать Мастеру всю Академию — и он убьёт каждого, и Фирхана в том числе. А потом тратить целительские способности на это не будет — пусть лежат все в крови, если они не умеют учиться. Если позволяют себе забывать его главные уроки.
— Но, Мастер…
Он хмыкнул. Имя в устах лучших фехтовальщиков Миро звучало как-то дико и грубо; ему нравилась скорее лёгкая эльфийская напевность, не потерявшаяся в фразах Рэ. Тот только потирал плечо — о магии, разумеется, умолчал, своих сокурсников исцелять не бросился. Время лечит и учит; первого сражения с Миро мальчишке хватило для того, чтобы понять — нет, что сострадание для него — смерть. А сражения с Мастером показали, куда именно надо тратить всю силу, что в нём есть. Даже если этой силы несравнимо больше, чем та доля, которую он позволяет себе продемонстрировать остальным.
— Встать! — повторил мужчина. — Сегодня у меня должен был появиться двадцать один новый шрам — от каждого из вас! Но почему-то я вижу только один. Вы сражаетесь парами, вы благородны и ждёте, пока ваш противник вырвется из лап одной смерти и упадёт в другую. Вы глупцы! Так сражаются эльфы. Ранить эльфа может только эльф. Только эльф — даже вашего сборища будет слишком мало, чтобы дотянуться лезвием до его плеча. Так почему же я не вижу ваших разочарованных лиц?
