Равенна не хотела, чтобы он её отпускал. А ещё она была голодна — прикусила легонько зубами руку, показывая, что хочет есть. Она никогда не причиняла ему боль, просто не умела говорить, а должна была хоть как-то проявить собственное желание. Но Рэн только послушно кивнул и улыбнулся ей в очередной раз.
— Если ты меня пропустишь, пока она ещё не успела надрезать его запястье, ты сможешь съесть его. Всего. И ничего не отдашь хозяйке, — сообщил он Твари. — Хочешь?
Равенна зарычала.
— Он опять на меня похож? Да ведь теперь ты будешь уверена в том, что это не я! В конце концов, — Рэн усмехнулся, — я буду стоять рядом. Ты сможешь поворачивать свою умную головку и видеть, что поедаешь обыкновенную подделку. А я — стою, живой и здоровый. Ты не должна голодать только от того, что она выбрала кого-то похожего. Не надо любить меня настолько, чтобы любовь перепрыгивала даже на все мои подделки.
Согласное мурчание его устроило. Мужчина улыбнулся и встал — хотя на душе было невообразимо гадко, останавливаться он не собирался.
Вновь погладил Равенну по голове. Та будто бы всё ещё переживала, что вынуждена будет сжимать зубы на ком-то на него похожем, но прикосновения, осторожные и ласковые, отбрасывали в стороны все её сомнения и заставляли верить в лучшее. Он не мог позволить Равенне голодать, особенно если за этим всем ещё стояла собственная месть.
Наконец-то мужчина толкнул дверь, переступая порог покоев королевы Каены, и застыл. Равенна посмотрела на него совсем-совсем несмело, словно переспрашивая в очередной раз, но узрела короткий кивок от мужчины и, громко зарычав, рванулась вперёд.
Королева равнодушно посмотрела на эльфа, на которого набросилась Тварь Туманная — и, подхватив с пола тонкую полупрозрачную ткань, набросила её на плечи. Тонкий силуэт просвечивался сквозь шелка, и она шагнула вперёд, навстречу Роларэну, привычно примеряя на губы нежную, ласковую улыбку.
Мужчина словно не отреагировал — казалось, он и не заметил её равнодушно-сладкого взгляда, давно уже ставшего чем-то классическим. Каена была соблазнительной, нет сомнений, особенно когда на губах её ещё не появились свежие капельки крови, но он привык игнорировать это, равно как и каждое её слово. Игнорировать всё, кроме дурного духа очередной связи, основанной на чужой самовлюблённости и пошлости.
— Ваше Величество, — протянул он. — Вы, должно быть, забыли. Я не участвую в Златой Охоте.
— Участвуешь, — покачала головой она. Казалось, от хорошего настроения, светившегося несколько минут назад в каждом её жесте, ничего не осталось, одна только затаённая злоба в быстрых, чётких движениях. Но мужчина на это никогда не реагировал — ему думалось, что нет уже ничего нового, что придумала бы Каена. Нет ничего, чем всё же эта женщина могла бы его удивить. Может быть.
