«С моим братом в клинике», — ответил Франк. Он говорил очень сдержанно, берег слова.
«Что он там делает?»
«Моему брату срочно требуется операщм».
«Тогда другое дело,—штурмовик удовлетворенно кивнул. — А ну-ка покажите нам приемтуто».
«Прошу»,—сказал Франк и распахнул двери. Оба протопали в приемную, пустую, белую и прибранную. Штурмовики строго и опасливо-изучающе оглядели сверкающие медицинские инструменты.
«Кто-нибудь бытл здесь сегодня?»—спросил предводитель.
«Нет», — ответил Франк.
«Тогда другое дело, — повторил главный, кажется, это быша его любимая присказка,—тогда покажите нам другие помещения».
И он с напарником, стуча сапогами, прошел по всем комнатам, бросая вокруг недоверчивые, испыг тующие взгляды, словно судебный исполнитель, высматривающий, на что из имущества наложить арест. «Значит, сегодня никого нет?—наконец спросил он и, после того как Франк это подтвердил, в третий раз повторил: — Тогда другое дело». Мы стояли у входной двери. Штурмовика мялись, как будто понимали, что должны предпринять что-то
еще, но совершенно не знают что... Спустя некоторое время они, прервав общее молчание, оглушительно гаркнули: «Хайль Гитлер)!»—и затопали вниз по лестнице. Мы закрыли за ними дверь и молча вернулись к нашему занятию.
Время бежало. Под конец мы уже не вникали в подробности. Целые пачки писем непросмотренными отправлялись в корзину для бумаг. Наверное, мы куда отчетливее, чем час назад, почувствовали, насколько основательно разрушена наша юность, насколько она теперь стала недействительной. Что уж тут жалеть об остатках, почему бы и их не разрушить? Пожалуйста!
Пять часов. Мы завязали ящик с бумагами и осмотрели результаты своих разрушительных занятий. «Вещи я сложу ночью», — сказал Франк. Потом он позвонил в клинику а я — Чарли. Затем он сказал горничной, что уходит.
«Родители знают о твоей помолвке?»
«Нет. На сегодня с них и так хватит. Пусть все идет, как идет».
На газетном щите висел свежий номер «Атаки»>148 с бодрящим заголовком «Знак бури».
Мы сели в электричку и из восточных предместий Берлина поехали через весь город на запад. В вагоне у нас впервые было достаточно времени, чтобы поговорить. Но разумного, связного разговора так и не получилось. Слишком много людей входило и выходило, рассаживалось рядом с нами. И ни об одном из этих людей мы не знали, не враг ли он нам. Кроме того, надо было обдумать те вещи, на которых нам пришлось прерваться, — разного рода поручения и просьбы. Планы Франка были еще очень неясны. В Швейцарии он рассчитывал стать доктором права, учиться и жить на 200 марок в месяц. (Тогда еще можно было посылать за границу 200 марок ежемесячно.) В Швейцарии у Франка был какой-то богатый дядюшка. Наверное, он смог бы помочь хоть чем-то... «Но сначала — выехать. После всего, что случилось, скоро, боюсь, перестанут выпускать».
