– Ссаччем ссвала? – знакомо шипит прямо над ухом, и мне в плечо упирается острый шип.
– Осторожнее! – возмутилась я. – Не забывай про свои колючки. Ты почему сбежал? Хотел ведь увидеть дикую ведьму, вот и нужно было ловить момент. О чем ты хотел ей рассказать?
– Она всссе сснает… – Его шипящий голос не выражает никаких эмоций, почему же мне кажется, что в этих словах сквозит горечь?
И что мне сказать ему в ответ? Как утешить, если я терпеть не могу, когда меня утешают, и сама никогда никого не утешала? Другое дело – помочь, если нужно. Вот на это я всегда готова, только здесь вовсе не тот случай. Ну чем я помогу крабу, который свободно лазит по стенам, может несколько часов бежать с двумя пассажирками на спине и легко крошит клешнями камни?
Несколько минут мы молча сидим рядом, и хотя острый шип больше не касается моего плеча, а дыхание затаившегося краба совершенно бесшумно, я точно знаю, что он не ушел, ждет моего ответа, а может, надеется на какой-то совет или что-то подобное.
– Знаешь, а я ведь от тетки ушла. Она меня наказала… за дело, конечно, только и сама не меньше виновата была, вот я и психанула, – не придумав ничего лучше, начинаю рассказывать Фусу историю своего попадания в этот мир, хотя понятия не имею, знает ли он вообще, что существуют иные миры.
Скорее всего, не знает, откуда ему знать? Да и мышление у него, должно быть, лишь немногим более развито, чем у наших обезьян. Но слушает все равно внимательно и про соль, и про смерч. И про интернат, и про Марину, и вообще про все, что вспомнилось мне в этот момент, и грустное, и веселое. И как-то незаметно, наверное потому, что не считала его достаточно разумным, чтобы все понять, или просто слишком устала от бесконечных интриг и переживаний, но я рассказала крабу всю историю своей жизни. Как-то неправильно рассказала, не с начала, а с конца, и только те воспоминания, что сохранились в моей памяти яркими эпизодами. И хорошими, и, наоборот, нерадостными. А под конец вообще забыла, кому рассказываю: в темноте казалось, сидит рядом кто-то понимающий и добрый вроде Марины. И он ни разу не перебил мою исповедь ни звуком, ни шипением, ни шуршанием фольги с той, последней, шоколадки, что случайно завалялась в моем кармане.
– Вот вы где, – тихо и как-то виновато произнесла Сирень, непонятно как нашедшая нас среди камней.
Хотя почему непонятно? Ничего подобного, как раз этот момент мне уже ясен. Она ведь дикая ведьма, и значит, имеет почти безграничные возможности. Ну это ведьмы мне так объясняли, сама Сирень ведь старательно шифруется.
