Сам Луначарский признается жене: «Извини, но главный человек в моей жизни — это Ленин».
Ленин, кстати, отзывался о своем новоявленном соратнике не менее восторженно: «Луначарский — на редкость богато одаренная натура. Я, знаете ли, люблю его. Есть в нем какой-то французский блеск. Легкомыслие тоже французское — от эстетизма».
Ленин так и прозвал Луначарского — «миноносец Легкомысленный».
* * *
Партийная работа отнимала всю энергию. Доходило до абсурда. Как-то раз Ленин увидел Луначарского в скверике, на ходу толкающего животом коляску с сыном. Сам он был увлечен газетой, тельце ребенка было погребено под кипами других газет, журналов, книг.
Ленин ухмыльнулся: «Нельзя доверять ему детей».
Неудивительно, что Луначарский привязался к Ленину — дальше Владимира Ильича в стремлении перестроить мир еще никто не заходил.
Сам же Луначарский в партии большевиков ценился как потрясающий оратор, способный уболтать любого, преподнося самые неожиданные и неопровержимые аргументы.
После революции товарищ Луначарский получил весьма высокий пост — наркома просвещения. Ленин надеялся, что Луначарский найдет общий язык с интеллигенцией: недаром сам Анатолий Васильевич называл себя «большевиком среди интеллигентов и интеллигентом среди большевиков».
Владимир Ильич не ошибся в своем протеже. Хитрость и беспринципность Анатолия Васильевича не давали повода в нем сомневаться, а жажда овладеть умами человечества только подстегивала комиссара от образования. Ленин говорил о Луначарском: «Этот человек не только знает все и не только талантлив — этот человек любое партийное поручение выполнит, и выполнит превосходно».
Сам же нарком воспринял себя чем-то наподобие мессии новой власти. Он научился компромиссу, и это здорово помогло Анатолию Васильевичу.
Жизнь в квартире доходного дома в Денежном переулке была напряженной. Луначарский писал:
«Сильно работаю по приручению интеллигенции. В студенчестве начинается прилив к нам понемногу… Мой 2-й публичный отчет сопровождался большими овациями. Пока дело понемногу улучшается. Массу грубых ошибок совершают все же наши большевистские военные бурбоны, ошибок, от которых морщишься, как от физической боли. Но что же поделаешь? Ведь и та сторона, умеренные социалисты бешено борются с нами. Твердая власть, увы! необходима, это приходится проглотить».
Но, несмотря на некоторые сложности, можно сказать, что наступило золотое время Луначарского. Маленький мальчик, некогда ожесточенно разбивающий икону о дверной косяк вырос во всемогущего начальника, уничтожающего храм за храмом. Он сравнивал религию с «гвоздем, по которому не следует бить молотом по шапке, чтобы забивать глубже, а вырывать его с корнем». С энтузиастом настоящего антихриста он ссылал священников на Соловки, превращал церкви в рабочие клубы и склады, а монастыри — в колонии для уголовников.
