В первой же гимназии подобными вещами почти не занимались. Больше того, наказание пытались по возможности смягчить. Например, когда один из школяров, некий Сергей Роговин, незаконно пробирался в Большой театр на репетицию Шаляпина и был настигнут доблестной полицией, его всего лишь подвергнули четырехчасовому аресту в гимназическом карцере.
В первой гимназии к питомцам относились словно к родным. Известен случай, когда учитель математики П. Погорельский, проходя Торговыми рядами, увидел в лавке Лешу Тарасенкова, своего весьма способного ученика. Оказалось, что того забрали из гимназии, дав окончить лишь несколько классов, и определили торговать. Погорельский явился к родителям Леши, долго их уговаривал и в конце концов добился своего — Тарасенков вернулся в гимназию. Чутье не подвело учителя: Алексей Терентьевич Тарасенков окончил университет, сделался одним из популярнейших московских докторов и был, кстати, домашним врачом Николая Васильевича Гоголя.
* * *
Учителя в своей работе опирались на специальное «Руководство», принятое в этой гимназии. Положения его были, вообще говоря, очевидны. Например, такое: «Стараться более учители должны об образовании и изощрении разума учеников, нежели о пополнении и упражнении памяти; для изучения наизусть определяются токмо символ веры, молитва Господня, десять заповедей Божьих, молитвы прежде и после обеда, молитвы на сон грядущий и от сна восставших. Начинать при учении всегда следует с легкого и идти потом к трудному; опрашивать учеников не всегда сряду, однако же лучших всегда наперед, потом посредственных и наконец слабых. Ученики должны отвечать не „да“ или „нет“, но полною речью; лучше, если они отвечают исправно своими словами, нежели теми, какие находятся в книге».
Однако же в те времена (да и сейчас, увы) подобным руководствовались далеко не все преподаватели.
Здесь же преподавательский состав, по большей части, был таким, что «руководства» были ни к чему. В частности, поэт Владимир Луговской писал в своих воспоминаниях: «Отец мой, Александр Федорович Луговской, преподавал русскую литературу… Он был интересным широкообразованным человеком, не только литературоведом, но и историком, и археологом, знатоком живописи, скульптуры, архитектуры, а в особенности русской старины.
Его уроки были удивительно занимательны, он приносил в класс то старую гравюру, то павловскую фарфоровую чашку; любовь его к русскому искусству и вера в творческие силы нашего великого народа оказали на меня глубокое влияние».
