Восторгаясь красочным языком «Слова», Есенин остановился у прилавка и, поглядывая снизу на своего длинного худощавого оппонента, торжественно прочитал:
– «Боян же, братие, не десять соколов на стадо лебедей пущаше, но свои вещия персты на живыя струны вскладаше: они же сами князем славу рокотаху».
И совсем без всякой последовательности восхищенно заметил:
– Князь вступает в «злат стремень». Злат стремень! Вот где точности и красоте языка учиться!..»
По воспоминаниям Мариенгофа, коммерческий директор фирмы Давид Самойлович Айзенштат не без оснований упрекал Есенина:
– Уж лучше, Сергей Александрович, совсем не заниматься с покупателем, чем так заниматься, как вы…
Впрочем, поэт Городецкий писал: «Я был у него в магазине на Никитской… Маленький стол был завален пачками бумажных денег. Торговал он недурно».
Еще один из современников, Б. А. Сорокин вспоминал: «Когда я заходил в магазин, я всегда заставал Есенина за чтением книг. Меня интересовало, что он читает. Оказывалось, что это были почти всегда книги древнерусской литературы, как, например, „Слово о полку Игореве“, „Моление Даниила Заточника“ и др. Есенин говорил мне, что чтение таких книг обогащает его творчество».
Словом, стиль есенинской торговли был совершенно непонятен. А точнее говоря, его и вовсе не было. Так, под настроение: то книжку почитает, то поспорит с кем-нибудь, а то вдруг деньги примется считать.
Рюрик Ивнев писал: «И вот… я увидел своими глазами этот знаменитый в то время книжный магазин имажинистов на Большой Никитской улице во всем его великолепии. Он был почти всегда переполнен покупателями, торговля шла бойко. Продавались новые издания имажинистов, а в букинистическом отделе – старые книги дореволюционных изданий.
Есенин и Мариенгоф не всегда стояли за прилавком (было еще несколько служащих), но всегда находились в помещении. Во втором этаже была еще одна комната, обставленная как салон, с большим круглым столом, диваном и мягкой мебелью. Называлась она «кабинетом дирекции».
Как-то раз, когда я зашел в магазин, Есенин встретил меня особенно радостно… Он показывал мне помещение с таким видом, как будто я был покупатель, но не книг, а всего магазина.
Мариенгоф стоял за прилавком и издали посылал улыбки, как бы говоря: «Вот видишь – поэт за прилавком!»».
А в витрине стояла скульптура Коненкова – деревянный Есенин, зажавший в кулаке прядь собственных волос и с приоткрытым ртом. Сергей Александрович очень гордился этой статуей, и когда не было посетителей, частенько выходил на ули-цу – полюбоваться.
