Большая Никитская. Прогулки по старой Москве | страница 41
Автор называл Рахманинова «ярым врагом Советской России» и возмущался «теми, кто организовал концерт».
* * *
Зато в новой Консерватории пришелся ко двору Федор Иванович Шаляпин. Певец Сергей Лемешев писал об одном из концертов знаменитого баса: «Зал гремел от оваций; сжав обе руки и протянув их к зрителям, Шаляпин приветствовал публику. Когда в зале воцарилась немая, наполненная ожиданием чуда тишина, Шаляпин с изящной небрежностью вскинул к глазам лорнет, взглянул в ноты, которые держал в левой руке, и произнес:
– Романс Чайковского «Ни слова, о друг мой».
Я даже вздрогнул от неожиданности: это самое «Ни слова, о друг мой» я слышал бесконечное количество раз на протяжении года в исполнении студентов, особенно студенток консерватории, певших его прескверно. Романс этот так мне надоел, что я рассердился и чуть не вслух сказал: «Нашел, с чего начинать, а еще Шаляпин!»
Но уже вступление, сыгранное Кенеманом, заставило меня прислушаться, когда же запел Шаляпин, я не узнал музыки, вернее, наоборот, впервые услышал ее. Он пел, а я вдруг почувствовал, что у меня зашевелились волосы и по телу побежали мурашки… Когда же Шаляпин дошел до фразы «Что были дни ясного счастья, что этого счастья не стало» – из моих глаз вдруг выкатились две такие огромные слезы, что я услышал, как они шлепнулись на лацкан куртки. Этого мне никогда не забыть. Засмущавшись, я закрыл лицо, стараясь скрыть волнение. Словно очарованный, я просидел в ложе до самого конца, и не раз слезы застилали глаза… Я был потрясен. Никогда раньше я не представлял себе, что можно так петь, такое сотворить со зрительным залом».
Впрочем, агнцем божиим Шаляпин вовсе не был. В консерватории он важничал, и перед началом неизменно объявляли: «Федор Иванович просит передать, чтобы не было никаких заказов, выкриков с мест, иначе он не будет петь».
Как-то одна старушка, в прошлом знаменитая певица, расчувствовалась на шаляпинском концерте и, чтобы не заплакать в зале, стала пробираться к выходу. Шаляпин сразу же остановился и сказал:
– Это ужасно!.. Я не могу петь, когда мне мешают!..
Зрители ошикали несчастную старушку.
Впрочем, было невозможно угадать реакцию Шаляпина. Тот же концерт, который описал С. Лемешев, вдруг неожиданно был прерван неким экзальтированным (или просто-напросто подвыпившим) поклонником шаляпинского творчества. Недолго думая, он выкрикнул: «Блоху!»
Шаляпин резко замолчал. Зал замер. Становилось ясно, что концерт закончен, притом самым худшим образом. Тем не менее, Федор Иванович, как вспоминал все тот же Лемешев, «медленно, с каким-то неподражаемым величием перевел свой взгляд на верхнюю ложу, рядом с портретом Глинки, и долго смотрел туда. Напряженная пауза не предвещала ничего хорошего. Вдруг артист заулыбался все шире и шире. Зал вздрогнул от аплодисментов. И тогда Шаляпин сказал: