Георг отшвырнул зверушку в кусты и снял разорванную в хлам перчатку. Одри представила, что стало бы с ее рукой, погладь она эту зубастую штуку, и тоже побледнела.
— Простите, что толкнул вас, — Георг отстранил Сильвера в сторону и осмотрел Одри, отряхивая ее одежду от пыли и прилипшей листвы. — Времени не было окликать, и я не рассчитал с габаритами.
— Ничего страшного, — Одри смутилась, ей казалось, что проводник уже не отряхивает ее, а вполне себе щупает. — Со мной уже все в порядке.
— Может, мы уже пойдем? Или надо дождаться, пока кого-нибудь съедят?! — жестко спросил Зак. Его лицо все еще горело, после словесных разборок с проводником. Он не смотрел на Одри, но ей казалось, что он разозлился именно из-за нее. Но она сама виновата, слышала же, что здесь небезопасно.
— Как скажешь, сладкий, — улыбнулся Георг. Ухмылка у здоровенного мужика была откровенно устрашающей, по щеке змеился старый белый шрам, бровь была рассечена недавно. И если бы Одри встретилась с таким типом на безлюдной дороге, сразу бы выложила кошелек, лишь бы живой уйти.
Но сейчас выбора у них не было.
Первым номером шел проводник. Он вытащил из ножен большой тесак и обрубал им ветки и переплетенные лианы, расчищая путь для остальной группы. Одри, Виола и семейная пара шли за ним. Далее шли Айзек и Сильвер, а замыкал группу непривычно мрачный Зак. Солнце светило нещадно, жаркий воздух окружал их влажным коконом, мелкая мошкара вилась и норовила то и дело попасть в рот или глаз.
— Почему нам не выдали головные уборы? — пожаловалась Виола. Она обмахивалась ладонью, но это нисколько не помогало от жары. К тому же уже примерно спустя четверть часа деревья стали реже, а солнца — больше, и жарило оно изо всех сил.
— Вам их выдали, но ваш глубокоуважаемый гид забыл их взять, — ответил Георг, вглядываясь в густой кустарник. Пара резких движений ножа, и длинный плотный лист, сочащийся прозрачной жидкостью, упал ему в руки. Проводник умело свернул его в подобие панамки и вручил девушке. Посмотрел на изумленные лица остальной группы и, закатив глаза, срезал еще листьев.
Одри с благодарностью приняла панамку и сразу надела на голову. Стало чуть легче. Растение, из которого Георг их сделал, холодило и как будто отражало солнечные лучи. Сильвер не стал выделываться и тоже надел панамку. Одри едва удержалась от смеха, глянув на него. Штаны, майка, тоже, кстати, подчеркивающая мускулы, не такие выразительные, как у Зака, но внушающие уважение, сосредоточенное лицо и голова, обмотанная листом на манер тюрбана.
