— Софья Павловна! — Голос у Леры немножко дрогнул. — Вы самая лучшая наша преподавательница! Благодаря вам я и в «Фининвест» попала, и сейчас у меня там все хорошо. А те переговоры… Вы просто не представляете, какую роль вы сыграли в моей судьбе!
— Ладно-ладно, девочка моя, — преподавательница была явно растрогана, — пусть у тебя и дальше в жизни все складывается так же гладко! Ты очень красивая и умная, ты достойна того, чтобы все у тебя было хорошо! А преподавателей своих не забывай, — Софья Павловна погрозила Лере пальцем, — забегай в институт. Может быть, еще пригожусь тебе.
— Конечно, конечно! Спасибо вам за все огромное! И берегите себя, будьте здоровы!
И Лера, еще раз обняв преподавательницу, поспешила к сокурсникам, нетерпеливо ожидающим ее неподалеку.
— Ну, Лерка, ты даешь! — произнес Максим, самый безбашенный студент на курсе.
— Что, что такое? — Расчувствовавшаяся Лера не сразу поняла, в чем дело.
— Ты очень изменилась за это время, — выразила общее мнение Мария, одна из самых авторитетных личностей на факультете, — бесспорно, в лучшую сторону.
— Неужели? — Лера весело расхохоталась, задорно тряхнув волосами.
…Вообще-то на факультете у Леры была весьма неоднозначная репутация. Сокурсники к ней относились с уважением, но за глаза иногда подшучивали. За ней прочно закрепилось определение «странной девушки». В самом начале учебы, когда Лера приехала из провинции в общежитие элитного московского вуза и начала учиться в группе, где студентов из других городов было не так уж и много, сокурсники ее игнорировали. Одевалась она провинциально, говорила с едва заметным акцентом, вела себя, с точки зрения москвичей, несколько диковато. Институтская тусовка сразу позиционировала ее как чужую. Лера, конечно, общалась с несколькими иногородними девочками, но чаще бывала одна: до ночи занималась, сидела в лингафонных классах и библиотеках. Ей сразу стало ясно, что добиться чего-то в этой довольно жестокой среде можно только двумя способами: имея громкую фамилию или основательные знания. Поскольку происхождение Леры было самым что ни на есть пролетарским, ей оставалось лишь упорно учиться и доказывать всем остальным свою невторосортность. Лучшая когда-то ученица новгородской школы с углубленным изучением иностранных языков, переименованной позже в гуманитарную гимназию, она и в Москве занималась с тем же упорством и даже некоторым остервенением. Начало учебы в институте было одним из самых трудных периодов в ее жизни.
