Дорога на Астапово [путевой роман] | страница 81



Но нам-то, суетливым путешественникам, судьба надавала плюх, встряхнула за шиворот и выпихнула вон.

Сработали белёвские тормозные цилиндры гранёного стекла, и время остановило свой бег. Началось перемещение в пространстве.

Мир прошлого, где вдалеке нарастал бой пионерского барабана, выпустил нас, и мы упали в свою немецкую железку, будто в утлый чёлн.

Мотор фыркнул, и русская дорога начала бить нас по задницам.


Злой город и пустынь

10 ноября

Козельск и Оптина

— А мне безразлично, просил бы ты али нет, — я по пятницам не подаю. — Жеглов снова ударил, но на этот раз довольно сильно, и бил он поперёк стола с левой руки и, вкатив кручёный шар, довольно засмеялся: — Очень глубоко смири свою душу, ибо будущее человека тлен…

Братья Вайнеры. «Эра милосердия»

Ночь в Козельске. История Гоголя, который настаивал, что всем нам нужно проездиться по России. Пустынь и город на другом берегу. Колокола Яншина. Отлучение или отречение

Нет ничего более патриотичного, чем любовь к русской дороге, и нет ничего более перевранного, чем обиходные цитаты. Я, впрочем, об этом говорил.

Дорога была ухабистой, и нам всем пришлось замолчать.

Мы свернули с того пути, что вёл вдоль железнодорожного полотна, и поехали кругом.

Тут дело было вот в чём: дороги вовсе не было, начиналась обыкновенная русская грязь. Да и железная дорога стала другой: Толстой мог ещё путешествовать по ней пассажиром, а вот мы — уже нет.

Хитрым окольным путём мы въехали в Козельск.

Козельск-то место странное, и Архитектор, когда мы остановились у моста, тут же сказал:

— Козельск выстроен как пункт, представительствующий от высокого берега на низком.

Я, глядя на купола, сочувственно закивал.

У меня с Оптиной пустынью были очень странные духовные отношения. Пока мои спутники ловили геомагнитную волну, взмахивали руками и общались на своём удивительном языке, я пытался разобраться в своих мыслях.

Если принять существование церковного обкомовского стиля, то Оптина была построена в обкомовском стиле XIX века, в этом несколько стандартном классицизме. Архитектору было там неуютно, Директору Музея скучновато, а мне только любопытно.

Я всегда воспринимал это место как особую площадку Церкви для общения с православными читающими людьми.

Но веселее всего была история про актера Яншина, спасшего один из колоколов закрытой Оптиной пустыни под сценой Художественного театра. Говорили, что колокол привезли туда якобы для реквизита, но, как бы то ни было, он совершил путешествие в Москву и наконец вернулся в Оптину — как настоящий путешественник.