Дорога на Астапово [путевой роман] | страница 65



Мы знаем массу примеров, когда ничто ничему не было релевантно. Пушкин пишет «Бориса Годунова» в двадцать пять лет, прочитав Карамзина. Он не был ни царём, ни самозванцем, вернее, он был ими обоими в своей глуши, посреди псковских далей, как по поводу этой топографии острил Довлатов.

А обывателю хочется объяснить великое чудо литературы персональным опытом. Есть известная фраза Олеши о Данте: «Неудивительно, что, встречая Данте на улицах Флоренции, прохожие отшатывались в священном страхе:

— О, боже мой, он был в аду!..»

Часто какой-нибудь писатель съездит на войну, и обыватели на улицах цокают языком: «Он был в аду». В таком писателе обязательно подозревают посттравматический синдром, излом души и особые свойства.

При этом я видел множество людей, по зову сердца, из корысти или просто по воле начальства побывавших в аду, и никаких изломов у них не обнаруживал.

Нет, были и люди с изломами, но большинство, за редкими исключениями, считало, что за командировку в ад им положены дополнительные бонусы. И их книги должны быть чуть более популярны: смотрите, вы сидите сытые, а я видел злые щели, видел пропасти и языки пламени, и оттого к моим словам нужно испытать больше уважения.

Некоторые посетители ада в этом убеждении искренни, другие, немного циничные, получают зачёт как бы по очкам, суммированным общественным мнениям. В аду побывать можно не только в погонах (хотя это самый товарный образ героя и автора). Есть истории, рассказанные инвалидами, неизлечимыми больными и ввергнутыми в узилище.

То есть они были в аду, и теперь жители Флоренции им немного должны.


Одним словом, элемент персонального чувствования и выдается за критерий.

Чем это плохо? Тем, что делает анализ бессмысленным. Слова «художественное открытие может родиться только из личного, всеми чувствами и кожей пережитого опыта» на самом деле означают: а) то, что нам не нравится, — не открытие или б) если оно нам нравится, мы легко подберём под него истинный или воображаемый жизненный опыт автора, etc.

Жизненный опыт может быть «пережитым кожей» и «пережитым не кожей, а мозгом», да и вообще заёмным. Это правило не работает и в другую сторону: люди, обладающие уникальным опытом и литературным даром, могут вовсе не совершать никаких открытий (хоть и пытаться) и, более того, вовсе не уметь связно высказаться (хоть и пытаются).

Речь идёт о самой постановке вопроса: существует ли ценз личного опыта?

История литературы отвечает: не существует.