. Во втором издании хроники, вышедшем в Венеции 15 декабря 1486 г., имя Жансона уже не упоминалось.
Еще один отклик на утверждение Омнибонуса Леоницензия в уже известной читателям «Хронике святого города Кёльна» (1499): «Один человек по имени Омнебонус написал в предисловии к книге, именуемой Квинтилианом, и в других книгах: некий валлонец из Франции, называемый Николай Иенсон, изобрел это мастерское искусство. Но это очевидная ложь, ибо еще живы те, кто печатали в Венеции до Николая Иенсона и начали там резать шрифты и изготовлять их»>[201].
Ордонанс Карла VII, дошедший до нас в поздней копии, — важное свидетельство в пользу приоритета Иоганна Гутенберга в изобретении книгопечатания. В нашем распоряжении нет подлинного документа, однако это никто не использовал для того, чтобы отрицать подлинность королевского указа 1458 г. Оно и понятно, ибо французам во второй половине XVI в., когда составлялась копия, было ни к чему подделывать документ, утверждающий приоритет немца Гутенберга.
В литературе бытуют различные, чаще всего исключающие друг друга версии относительно судьбы Иоганна Гутенберга после процесса 1455 г. По мнению одних исследователей, Иоганн Фуст, выиграв процесс, отобрал у изобретателя и типографию, и весь уже подготовленный к распространению тираж 42-строчной Библии. Гутенберг был морально подавлен, полностью разорен и больше до конца жизни ничего не печатал. Ученики его разбрелись по городам и странам Европы и основали там собственные типографии.
Другие исследователи полагают, что изобретатель, потеряв право на тираж 42-строчной Библии, вышедшей в свет без его имени, а также на устроенное совместно с Фустом крупное предприятие, сохранил сравнительно небольшую собственную мастерскую, в которой печатал то ли издания в старейшем шрифте DK, то ли «Католикон» 1460 г. и издания, набранные шрифтом этой книги.
Кое-кто из ученых отправляет Гутенберга в Бамберг, где он будто бы напечатал 36-строчную Библию, или в Эльтвилль, где он должен был выпустить в свет «Католикон».
Нам представляется, что мнения о финансовом крахе и моральной подавленности изобретателя сильно преувеличены. Традиционный облик новатора, вступающего в непримиримые противоречия с обществом, которое видит в нем то ли колдуна, то ли неудачника, должен быть пересмотрен. Ошибочны и мнения о Гутенберге как об оторванном от практической жизни идеалисте, далеком от меркантильной стороны вопроса. К людям XV в., к их делам и поступкам нужно подходить с мерками того времени. То, что нам кажется предосудительным, в XV в. было нормой поведения. Документы свидетельствуют, что Гутенберг умел считать деньги и знал немало способов зарабатывать их.
