Сажусь за один из столов в углу, скрываюсь в темноте. Ее не рассеивает мягкий, но холодный свет Клубка. Грею замерзшие ладони о тару, бью пальцами по стенкам. Вспоминаю одну из мелодий — ту самую, которая особенно полюбилась местным жителям, — о женщине и двух ее непутевых отпрысках. Когти выстукивают ритм, и я, не удержавшись, начинаю подпевать.
— А младший сын, любимый сын, все тридцать восемь Половин — один, — подхватывает мужской голос. После того как меня заставили исполнить ее третий раз, немудрено, что он запомнил. — Для меня принарядилась, Ишет?
Слышу усмешку и в ответ недовольно бросаю:
— А ты, гляжу, себя ценишь, Гарольд. Разочарую: это всего лишь платье для сна.
Оно совершенно такое же, как и другое. Длинное, с мелким кружевом и легкими короткими рукавами, которые постоянно сползают с плеч. Но в этом наряде я ночую, а в том — выступаю в тавернах. И ни один из них не предназначен для того, чтобы впечатлить саахита.
Мы молчим. Он вновь отворачивается к окну и складывает руки за спиной, а я всё смотрю на сгустившуюся в кружке черноту. Не пью, просто пытаюсь согреться. Желания возвращаться в комнату нет. Потому что я знаю окончание истории Зенки. Несложно догадаться, что сестра забрала его имя, а вместе с ним и все деньги семьи, если таковые были. Я не могу его поддержать. Да и, будем честными, не хочу. Человеческая слабость — не то, что следует поощрять. Зенки может вернуть имя, он может взять себе любое другое, какое только пожелает. Но для этого нужно хоть чего-то добиться. А пока ты никто, пока слово твое весит не больше моих платьев, тобою распоряжаются старшие. Как вещью, ага. Которую спокойно могут выбросить.
Гарольд вздыхает. Неудивительно: чего интересного можно углядеть в ночи, в небольшом поселении, о существовании которого узнают случайно. И я уже собираюсь поделиться с ним своим мнением по этому поводу, но слышу лошадиное ржание. И просто дергаю ухом, про себя ругая скакуна, который сбил меня с мысли.
— Мне показалось? — Лиат оборачивается и кивает на дверь.
Поначалу и не понимаю даже, зачем обращать внимание на подобные мелочи. Подумаешь, такие же путники, как мы, но чуть более богатые, раз сумели разжиться лошадьми, хотят остановиться на ночлег. А может и странствующий торговец, в тележку которого можно забраться и выудить оттуда еду, склянки пустые или одежду новую. Чего беспокоиться? По прежде чем успеваю задать вопрос, Лиат дергает задвижку на двери, и та, поддавшись, отходит в сторону.
