— Я знаю, ты справишься. — Гарольд разводит руками. — Я верю в тебя.
— Веру свою засунь поглубже. — Резко останавливаюсь. Палец с длинным когтем упирается ему в шею, оставляя борозду на коже. — Было бы мне не наплевать на чужое мнение, давно бы платья зеленые носила да пела что-то прилипчивое. Такое же прилипчивое, как ты.
— Не злись.
Он запрокидывает голову, и я чувствую под подушечкой ровное биение его сердца. Ноготь готов вонзиться глубже, но я разворачиваюсь и ускоряю шаг. Что ж, если моей беседе со старостой все-таки суждено случиться, лучше разделаюсь с этим побыстрей. А затем поимею лишнюю монету из кармана дражайшего друга.
Бесплатно не работаю, Лиат. А тебе — даже руки не подам.
Вскоре об этом узнаёт и староста — дед с такими густыми бровями, что в них можно легко запутаться. Да из-за них даже глаз не видно! А вдруг их и нет там вовсе! Это пугает. И несколько отвлекает от сути разговора. Оказывается, вот что: стало быть, повадился на их ллок’ар — огороженное место, где мертвяков зарывают, — ходить танум вард. Безобидный с виду, тощий и долговязый, в потрепанных одеждах.
Кто есть танум вард? Глупости какие спрашиваете. Я у вас тут, что ли, первый бродячий музыкант?
Так уж и быть, поясню: то, что не сгнило, они из земли поднимают и воле своей подчиняют. Хозяевами костей их кличут. У каждой деревушки, при которой ллок’ар имеется, есть о них истории. Беспокоят и живых, и мертвых. А если попадется какой безумец, так и вовсе армию неживых по деревням пустит. Вот везучий засранец: за него всё обглодыши костяные делают, а он знай себе карманы забивает деньгами и украшениями.
И поначалу ведь паренька никто не заподозрил. Одет обычно, только лицо скрыто, а руки бледные-бледные. На шее тонкой — украшение металлическое с ладонь размером: оно на раскрытой груди висит, а под ним — след как от ожога. Врастает в плоть. Если не подохнет владелец, такая вещица ему может силу даровать.
После появления его в город стали мертвые наведываться. В дома стучатся, впустить просят, говорят голосами человеческими. Обычно они молчат. Только рот открывают, чавкают как Дио, когда рыбу ест, да булькают. А эти точно помнят, кем при жизни были. Но через двери не заходят. Да-да, им открывали. И не раз. А наутро глянь: лежит без куска шеи кто, на стол голову положив.
Танум вард хитер. Не просто так вперед себя нечисть всякую пускает. После него-то в домах и не остается ничего. Ни еды, ни денег. Дети тоже пропадают. Но кто их знает? Вдруг просто сбегают, увидев давно погибшего родственника?
