Местом встречи войскам он назначил Ботоган-боорчжи, в истоках реки Онона. На меркитского хана Тохта-беки собирались напасть внезапно среди ночи, но так не получилось: хана предупредили насмерть перепуганные работники, увидевшие приближение всадников. Тохте удалось бежать вниз по Селенге. Той же дорогой бежал в страхе и весь меркитский улус. Но беглецам уйти не удалось, воины их ловили и убивали, искали похищенных женщин. Сам Темуджин бросался наперерез бегущим и звал свою Борте. Он ее нашел живой и невредимой. Удалось узнать и аил[16], куда увели мать Бельгутая. Но когда окрыленные надеждой Темуджин и Белыугай подъехали к юрте, где должна была находиться Учжин, она незаметно выбралась на двор и убежала в тайгу, дабы скрыться от позора, что была отдана насильно для сожительства с чужим мужчиной. Ее так и не нашли.
«Тогда Бельгутай, — пишет Сказание, — возложил возвращение своей матери на ответственность именитых Меркитов, пригрозив костяною стрелою, а тех триста Меркитов, которые совершили внезапный налет на Бурхан, он предал полному истреблению со всей их родней. Оставшихся же после них жен и детей: миловидных и подходящих забрали в наложницы, а годных стоять при дверях — поставили прислугой, дверниками».
Добивать меркитов в этот раз не стали. Напротив, в подарок из набега матери Темуджина привезли пятилетнего мальчика по имени Кучу, одетого в собольи шубку и шапочку и в сапожках из маральих лапок. На радостях Темуджин и Джамуха вспомнили, что когда-то в детстве стали побратимами, теперь они исполнили этот обряд по-взрослому. Оба молодых человека не расставались друг с другом более полутора лет, а потом, потом, как говорит Сказание, Джамухе наскучило однообразие. Так Сказание в пристойном виде трактует то, что на самом деле произошло. А произошел некий разговор между побратимами. Его и передает, расшифровывая, Э. Хара-Даван: «Темучин и Джамуха поднялись со своего стойбища для перемены пастбища их скота. При выборе нового места для стойбища Джамуха заметил Темучину: „Ныне, если мы остановимся у горы, то пасущие коней достигнут юрты; если подле потока, то пасущие овец и коз достигнут пищи для своего горла“. Темучин с его родными растолковали эти слова следующим образом: под „пасущими коней“ Джамуха имел в виду богачей, имеющих табуны, и вообще высший класс, степную аристократию, а под „пасущими овец и коз“ он подразумевал „карачу“ — простой народ, к которому Джамуха сам тяготел сердцем и душой».
