Далее Дэй-Сечен стал нахваливать свой род и свое племя: «Унгиратское племя, с давних времен мы славимся, не имея в том соперников, красотою наших внучек и пригожестью дочерей. Мы к вашему царственному роду своих прекрасноланитных девиц, поместивши в арбу (казачью телегу), запряженную черно-бурым верблюдом, и пуская его рысью, доставляем к вам, на ханское ложе.
С племенами-народами не спорим. Прекраснолицых дев своих вырастив, в крытый возок поместив и увозя на запряженном сизом верблюде, пристраиваем на высокое ложе, (дражайшей) половиною пристраиваем. С давних времен у нас, Унгиратского племени, жены славны щитом, а девы — кротостью. Славны мы прелестью внучек и красою дочерей. Ребята у нас за кочевьем глядят, а девушки наши на свою красу обращают взоры всех…»
А потом предложил: «Зайди ко мне, сват Есугей. Девочка моя — малютка, да свату надо посмотреть».
С этими словами Дэй-Сечен проводил его к себе и под локоть ссадил с коня. Есугей отправился с Дэй-Сеченом поглядеть на его дочку, «…взглянул он на дочь его, а лицо у нее — заря, очи — огонь. Увидал он девочку, и запала она ему в душу. Десятилетняя на один год была она старше Темучжина. Звали Борте. Переночевали ночь. На утро стал он сватать дочь. Тогда Дэй-Сечен говорит: „В том ли честь, чтоб отдать после долгих сговоров, да и бесчестье ль в том, чтоб по первому слову отдать? То не женская доля — состариться у родительского порога. Дочку свою согласен отдать. Оставляй своего сынка в зятьях-женихах“. Когда дело покончили, Есугей-Баатур говорит: „Страсть боится собак, мой малыш! Ты уж, сват, побереги моего мальчика от собак!“ С этими словами подарил ему Есугей своего заводного коня, оставил Темучжина в зятьях и поехал».
Вроде бы судьба Темуджина начинала складываться очень удачно. Однако радость была скоротечной. По дороге домой Есугей остановился передохнуть в Цекцерской степи, там у местных татар шел праздник. Есугея напоили какой-то отравой. Не удивительно, почему: Есугей, разбивший в отместку за Амбагай-хана их лучших воинов, вряд ли считался «дорогим» гостем. Отрава действовала медленно, только отъехав от гостеприимных юрт, Есугей почувствовал себя плохо. Домой он добрался практически умирающим.
По Сказанию Есугей понял, что больше не жилец на этом свете, и призвал к себе Мунлика, сына Хонхотанского старца Чарахая. Того он стал просить: «Дитя мое, Мунлик! Ведь у меня малые ребята. Извели меня тайно татары, когда я заехал к ним по дороге, устроив в зятья своего Темучжина. Дурно мне. Прими же ты под свое попечение всех своих: и малюток и покидаемых младших братьев, и вдову, и невестку. Дитя мое, Мунлик! Привези ты поскорей моего Темучжина!»
