Вдруг она этим кого-то подставит, принесет кому-то горе?!
Бочарников хорошо понимал, о чем сейчас думает девушка. И догадывался, к какому выводу она придет, спустя несколько секунд.
"Да нет, — одернула сама себя Кармелита. — Кого же я подставлю. Это обычная, традиционная надпись. Ничего в ней нету особого, указывающего на кого-то. Да и к тому же, у них в милиции полно народу, который и без меня переведет. Так что можно говорить".
— Это пожелание… надпись на чьем-то подарке. Тут написано: "От меня — немного, от Бога — больше". Эти слова обычно на свадьбу произносят, когда подарок дарят…
— То есть, если эти слова написаны на ружье, то значит, ружье это — свадебный подарок?
— Да.
— Отлично.
Конечно, Андрей Александрович мог обратиться к кому угодно за переводом.
Он хотел, чтобы его сделала именно Кармелита. Именно так между следователем и свидетелем устанавливается особое чувство доверия, которое только укрепится, если сейчас дать цыганке свидание с подозреваемым.
* * *
Как же вовремя случилась вся эта катавасия с неудавшимся убийством.
Форс, почувствовавший, что ситуация совсем уходит из-под контроля, вновь оказался на коне. Он был уверен, что теперь, когда криминал, причем самый банальный, напрямую коснулся Баро и косвенно — Астахова (который всегда симпатизировал Максиму), без него, без Форса, ни тот, ни другой обойтись не смогут.
Ну действительно, не станут же они сейчас, когда ситуация развивается так быстро — только успевай следить — искать другого юриста. Прежде всего, Форс позвонил Астахову. С отрепетированной дрожью в голосе поведал о печальной судьбе Максима. Расчет его оказался верным, Астахов тут же начал играть в благородство и сказал, что будет оплачивать адвокату Леониду Форсу защиту Орлова.
Так, очень хорошо. Один уже на крючке. Теперь на очереди — Баро!
Леонид Вячеславович ехал к Зарецкому с легкостью необычайной, в голове прокручивая юридически мудрые и житейские возвышенные слова о том, что закон суров, но это — пустяки (для тех, кто умеет им пользоваться), что старая дружба не ржавеет и т. д. и т. п.
Однако у ворот Зарецкого его встретило препятствие повышенной сложности.
Рыч, старый знакомый Рыч, со спокойной бандитской улыбкой всегда неторопливо открывавший ему ворота, на этот раз хмуро бросил:
— Нельзя…
— Как нельзя. Рыч, дружище, ты, наверно, не признал меня?
— Признал… Не положено.
Форс немного растерялся, чего с ним не бывало довольно давно. Что же происходит на свете. То Баро и Астахов его футболили, теперь Рыч. Этак его скоро и пьянчужки подзаборные шпынять начнут…
