Во имя любви | страница 10
— Зачем тогда пришел?
— С тобой побыть…
— Мне никто не нужен! Никто!.. Кроме Богдана… — и опять залилась слезами. — Вся жизнь у меня — не так! Полюбила Миро — он в мою сторону и не смотрит! Теперь вот Богдан…
— Но ведь с ним-то у тебя все хорошо.
— Хорошо-то хорошо, только где он, что с ним? Знаешь, самое страшное — это неизвестность.
— Я понимаю, Люцита. Я вот тут принес тебе… — и Степка достал из-за пазухи букетик самых обычных полевых цветов.
— Ой, что это? — воскликнула Люцита, не столько от радости, сколько от неожиданности.
— Помнишь, когда в детстве тебя кто-нибудь обижал, я всегда приносил тебе такой букет, ты переставала плакать и смеялась…
— Помню. Мне щекотно было, вот я и смеялась.
— То есть как это — щекотно?
— Ну, ты когда приносил его, то всегда совал мне под нос — вот мне и было щекотно.
— А я думал — ты от радости… — Степка выглядел большим разочарованным ребенком. — Я вот всегда радовался, когда тебя видел.
— Степа, так дня ж не было, чтобы ты меня не видел!
— Зато я помню тот день, когда я увидел тебя по-особенному. Ты танцевала, кружилась, и юбка у тебя кружилась, и волосы, и в твоих волосах запутывалось солнышко!..
— Как это?
— Ну, я тогда на земле сидел, а ты танцевала, и за твоей спиной светилось солнышко. А мне показалось, будто оно у тебя в волосах запуталось… И я еще тогда подумал, что когда-нибудь я поймаю солнышко, запутавшееся у тебя в волосах.
— Господи, сколько ж нам тогда лет-то было?
— Лет пять.
— Так значит, ты все эти годы не за мной бегаешь, а за солнышком? — Люцита лукаво улыбнулась. — Хороший ты человек, Степка, но не поймать тебе солнышка в моих волосах, не поймать.
— Я знаю, Люцита, просто я хотел, чтобы ты улыбнулась.
— А я и улыбнулась!…И знаешь, что я тебе еще скажу: ты обязательно встретишь другую девушку и забудешь про солнышко в моих волосах.
— Никогда я тебя не забуду. Ты — мое солнышко, и пусть никогда я не поймаю его в твоих воло-еах, но и никогда не забуду, что однажды оно там запуталось и осветило всю мою жизнь… И ты даже не представляешь себе, Люцита, как я тебе за это благодарен!
— Степка, Степка…
— Дай мне руку.
— Зачем?
— Дай, — Степан потянул ее за руку, поднял с постели и закружил по палатке. — Вставай, Люцита, вставай! Хватит хоронить себя в палатке, идем на улицу — прогуляешься, подышишь воздухом!..
— Не нужен мне воздух. Богдана нет — и дышать мне незачем. И жить я больше не хочу!
— А я не хочу, чтобы ты кисла в этой палатке. Ты думаешь, твоему Богдану легче будет оттого, что ты здесь киснешь? А, Люцита? Вот придет он и спросит меня: "А что это Люцита тут сидит, бледная вся, круги под глазами?.."