Пообедав у царя, князь Василий Васильевич в тот же вечер уехал в Медведково с твёрдым намерением мало-помалу удалиться от двора. Оставаться дольше при кремлёвском дворе он не мог: его свидания с царевной, свидания, тягостные для него, были бы и для неё совершенно бесполезны, даже в политическом отношении: примирив паря Петра со Щегловитовым и, следовательно, с царей ной, князь Василий Васильевич удалялся от неё, не боясь никаких с её стороны упрёков. Конечно, он не считал мира довольно искренним со стороны царевны, чтобы надеяться на прочность его; но помогать интригам ненужной отправительницы против законного государя ему, князю Василию, всю жизнь работавшему, как он сказал сам, над объединением России, не было никакой причины. Междоусобия, на которые он с сокрушённым сердцем соглашался три дня тому назад, казались ему, при новых обстоятельствах, верхом безумия.
С другой стороны, пристать к партии Петра он не хо тел, боясь общественного мнения: могли бы подумать, что он перешёл в лагерь Петра не из политического убеждения, в которое никто не верит, а в надежде на выгоды, которых уже не предоставлял ему всё более и более пустеющий лагерь царевны.
В Медведкове князь Василий Васильевич пробыл всего два дня: Серафима Ивановна Квашнина, двоюродная сестра княгини Марии Исаевны, как только узнала, что ей поручают везти Мишу за границу, прислала из-под Тулы в Медведково двух нарочных в один день с изъявлением своей готовности и просьбой доставить ей Мишу как можно скорее. «А то, — писала она, — начались осенние дожди, и мы, пожалуй, не доедем». Чальдини, домовый врач Голицыных, торопился не менее Квашниной. Князю Василию Васильевичу тоже незачем было медлить.
На станциях задержки в лошадях быть не могло, хотя они и не готовились заранее: сидевший на козлах фельдъегерь вселял начальникам станов и ямщикам такое уважение к своей особе, а князь Василий Васильевич так строго наблюдал, чтобы назначенные им на водку полтины отдавались исправно, что, несмотря ни на осенние дожди, ни на тяжесть четвероместного, немецкой работы дормеза, дормез этот пролетел сто восемьдесят пять вёрст в пятнадцать часов и подъехал к барскому дому в Квашнине в дет. именин хозяйки, 29 июля, перед обедом, около часа пополудни.
Серафима Ивановна, рассчитывавшая только на приезд Миши и Чальдини, переполошила всех своих гостей, увидев князя Василия Васильевича. Она не знала, ку да деться от радости и как благодарить князя за делаемую ей и её Квашнину честь. Она вообще очень уважала семейство Голицыных: двоюродную сестру свою, княгиню Марию Исаевну, она любила с детства (они были почти ровесницы). Мужа её, князя Алексея, Серафима Ивановна обожала, как теперешние институтки обожают своих учителей. В князя Михаила Васильевича она была отчасти влюблена, тайно, но уже лет пять мечтая, что он на ней женится; а в князе Василии Васильевиче, в первом человеке в государстве, в лучшем советнике царей и царевны, как говорила она, видела бога, с которым она,
