— Ура! Да здравствует великая княгиня! — воскликнул Пассек.
Сэр Уильямс повёл ошеломлённого и ослеплённого графа Понятовского во дворец.
— Ну, милый друг, как вам понравилась великая княгиня? — спросил посланник графа. — Не правда ли, я ничего не преувеличивал, рассказывая о ней?
— О, в ней соединились фея, богиня, Диана, Минерва и Афродита! — в восторге воскликнул Понятовский.
— Я тоже знаю одного молодого человека, — смеясь, заметил сэр Уильямс, — который обладает всеми достоинствами Эндимиона, Телемака и Париса.
Граф Понятовский задрожал и испуганно взглянул на посланника. Густая краска залила его щёки, и глаза затуманились. Он собирался что-то ответить, но в этот момент на пороге дверей показался гофмейстер, чтобы проводить гостей в предназначенные для них комнаты.
Полную противоположность весёлой жизни великокняжеской четы в Ораниенбауме представляла жизнь императрицы Елизаветы Петровны в Петергофе. Она проводила время почти в полном уединении, в великолепном Петергофском дворце, обращавшем внимание иностранцев своей красотой. Огромные окна высоких комнат выходили прямо на море и доставляли много света и воздуха. Но лучше всего были парки, окружавшие дворец. Множество беседок, гротов и фонтанов придавало сказочный характер этому уголку. В нижнем парке помещались павильоны «Марли» и «Монплезир» — две маленькие дачки во французском стиле. Их внутренняя отделка была ещё лучше, чем в большом дворце. В одном из этих зданий проводила лето императрица Елизавета Петровна.
Широкая стеклянная дверь, выходившая на террасу, была открыта. Из этой комнаты видно было море, блестевшее под светом солнечных лучей. По другую сторону тянулся ряд деревьев; среди свежей весенней зелени сверкала струя воды фонтана, с лёгким шумом спадавшая в широкий мраморный бассейн. Полнейшая тишина царствовала вокруг. Только чириканье птиц и слабый плеск воды нарушали эту тишину; по временам этим звукам примешивалось бряцанье оружия часовых, стоявших не только у ворот парка, но и при повороте каждой аллеи. Вдоль берега моря то и дело выступала группа измайловцев, стороживших покой своей императрицы. Вход к Елизавете Петровне строго воспрещался всем посторонним лицам; для того чтобы проникнуть во дворец, требовалось специальное разрешение, подписанное самой императрицей.
Около стеклянной двери на широкой шёлковой оттоманке лежала Елизавета Петровна. Хотя ей было в го время всего сорок восемь лет, но она казалась гораздо старше. Длинный шёлковый капот тёмно-синего циста, с высоким воротником, скрывал слишком расплывшееся, потерявшее красоту форм тело. Лицо императрицы было измято, сильно располнело и только правильный нос и гладкий белый лоб свидетельствовали о бывшей привлекательности императрицы. Потускневшие глаза были окружены широкими синими кругами, а отвислые губы обнажали ряд пожелтевших, искрошившихся зубов. Нездоровый румянец то приливал пятнами к щекам, то снова исчезал. Густые и мягкие волосы сильно поседели и были свёрнуты на затылке простым узлом.
