— Зачем вы меня позвали? — удивился раб. — Я думал, вам нужна свита.
— Нужна. Выбирай себе лошадь.
— Если я еду с вами, — осторожно начал он, — то вам придется взять карету.
— Не придется, если ты умеешь ездить верхом.
— Я не умею.
Она вскочила в седло.
— В таком случае поедешь один в карете.
— Вам нельзя покидать поместье без сопровождения.
Она молча взяла в руки уздечку.
— Куда вы едете? — спросил Арин.
— Ронан пригласил меня прокатиться по поместью, — сказала она и пустила коня в легкий галоп.
Она выехала из конюшни, доскакала до ворот и сообщила страже, что следом за ней поедет раб.
— По крайней мере, надеюсь, — добавила она и, пришпорив Ланса, покинула поместье, пока стражники не заподозрили неладное. За воротами она свернула на одну из конных троп, проложенных валорианцами через оставшиеся в городе пустыри и парки. По ним ездили только верхом и только на большой скорости. Кестрель не стала придерживать коня, как бы сильно ей этого ни хотелось. Она поскакала дальше, слушая шуршание огненно-рыжих листьев, усыпавших землю.
Лишь спустя какое-то время позади раздался быстрый стук копыт. Теперь Кестрель все же натянула уздечку, заставляя Ланса повернуться. По тропе галопом мчался всадник.
Догнав ее, Арин придержал коня и остановился рядом. Лошади фыркнули. Арин взглянул на молодую госпожу, которая не смогла сдержать улыбки, и на его лице отразилась смесь досады и веселья.
— Врать ты не умеешь, — заключила Кестрель.
Он рассмеялся. Кестрель вдруг стало неловко. Она перевела взгляд на жеребца, и тут же ее глаза распахнулись от изумления.
— Другого коня ты выбрать не мог, конечно?
— Этот самый лучший, — серьезно ответил Арин.
— На нем ездит мой отец.
— Ну, конь-то не виноват.
Теперь рассмеялась уже Кестрель.
— Едем. — Арин сжал бока жеребца ногами, и тот тронулся с места. — Опаздывать нехорошо, — добавил он, однако оба они не сговариваясь поскакали по тропе чуть медленнее, чем полагалось.
Кестрель уже не сомневалась, что десять лет назад положение Арина мало чем отличалось от ее собственного: он тоже жил в роскоши и праздности, получил образование. Она понимала, что еще не выиграла право задать этот вопрос, и вообще не слишком хотела озвучивать причину своего беспокойства, однако не смогла промолчать.
— Арин, — произнесла она, вглядываясь в его лицо. — Мой дом… В смысле, вилла… Это там ты жил до войны?
Он резко потянул уздечку на себя. Конь остановился. Когда Арин заговорил, то его голос напомнил Кестрель мелодию, которую он недавно попросил сыграть:
