— Хорошо, не совсем, — согласилась она, обводя пальцем зону тундры, которая узкой полосой простиралась вдоль северных рубежей империи. Она тянулась вплоть до того места, где южнее спускалась вечная мерзлота, доходя до восточных валорианских границ. — Она выполняет роль естественного барьера, защищая нас от варваров. В тундре воевать непросто, особенно теперь, когда мы там хозяева.
— Верно. Но эта территория нужна нам не только поэтому. Есть еще одна причина, которую на карте не увидишь. Это государственная тайна, Кестрель. Пообещай, что сохранишь ее.
— Конечно! — Она невольно испытала прилив жгучего любопытства и гордость по поводу оказанного ей доверия, хотя понимала, что именно этого и добивался отец.
— Задолго до нашего похода в тундру мы заслали туда шпионов. Мы всегда делаем это, прежде чем атаковать те или иные земли. Так было и в тот раз. Наши шпионы нашли кое-что очень важное: месторождения минералов, в том числе серебро, добыча которого до сих пор помогает нам содержать войско. Но ценнее всего — огромные запасы серы, необходимой для изготовления пороха.
Отец улыбнулся, увидев, как округлились глаза Кестрель. Затем он подробно описал приготовления к походу, первые столкновения и, наконец, завоевание тундры генералом Дараном, который заметил отца Кестрель, тогда еще молодого офицера, и обучил его искусству войны.
Когда отец закончил рассказ, Кестрель коснулась очертаний полуострова на карте.
— Расскажи мне о Гэрранской войне.
— Мы давно засматривались на полуостров. Когда мне удалось завоевать Гэрран, сюда потекли толпы валорианских переселенцев. До войны гэррани кичились богатством своей страны, плодородием и красотой здешних земель. Гэрран считался идеальным место для жизни, в том числе благодаря выгодному географическому положению. — Генерал обвел контуры полуострова. Почти со всех сторон его окружало море, если не считать узкого перешейка, где располагалась горная цепь, отрезавшая полуостров от материка. — Гэррани считали нас тупыми, кровожадными дикарями. Но они не гнушались нашим золотом и часто отправляли к нам торговые суда, нагруженные предметами роскоши. Они не догадывались о том, как дразнили императора алебастровые чаши и мешки специй.
Кестрель и так все это знала. Но история, которая отложилась у нее в памяти, напоминала грубо высеченную скульптуру, и сейчас отец, будто мастер с резцом в руках, вытачивал детали, придавая мрамору задуманную форму.
