Ручка прорвала бумагу и ткнулась в лежащую под ней зеленую промокашку. Он сжег письмо на кухонной плите.
— Родерик говорит, что мне надо уйти от тебя, — сказала за завтраком Дженин, позевывая и улыбаясь мужу. — Он утверждает, что ты не понимаешь меня, не веришь ни единому моему слову о нем и вообще считаешь, что я схожу с ума. Это действительно так?
Лоренс принялся сосредоточенно размешивать кофе, не решаясь поднять на жену взгляд. Руки его подрагивали. Могла ли Дженин наблюдать, как он мучается над письмом, как потом сжигает его? Догадывается ли о его содержании?
— Вот как? И что же еще он говорит?
— О, не обращай на него внимания, он всегда все выдумывает, — она пожала плечами, потом встала и поцеловала мужа.
Весь остаток дня она была весела, остроумна, жизнерадостна и неизменно отказывалась возвращаться к разговору о Родерике Джемьесоне.
В ту ночь Лоренс проснулся и увидел, как Дженин крадучись спускается по лестнице. Он также выскользнул из кровати и спустился в гостиную, где, невидимый в темноте, остановился в дверях.
При помощи бумаги и щепы Дженин растопила камин, ставший единственным источником света в комнате. Смеясь, она разговаривала сама с собой; хрустальный стакан мирно покоился рядом с доской.
Голос у нее был очень низкий, и ему на мгновение даже показалось, что говорит кто-то другой, хотя он так и не разобрал ни единого слова. Лоренс поймал себя на мысли, что это вообще не был шепот жены, а просто шелест листвы на ветру за окном, хотя он и видел, как шевелятся ее губы, а в глазах поблескивает живое пламя, которого ему уже давно не приходилось замечать. В отличие от той притворной оживленности, которая характеризовала ее поведение на протяжении всего дня, на сей раз ей, похоже, было действительно весело.
На ней были прозрачная ночная рубашка и гармонировавший по тону просторный пеньюар с широкими рукавами и зауженный в талии, а воротник перехватывала голубая ленточка. На какое-то мгновение она со смущенным видом обхватила шею руками, словно кто-то невидимый, но стоящий рядом, попытался развязать шелковую полоску.
Потом она что-то проговорила поддразнивающим тоном и покачала головой, словно отрицая или отказываясь от чего-то.
Лоренс почувствовал, что она вот-вот встанет и побежит, а потому решил заблаговременно вернуться в постель — сердце его учащенно билось, а голову раскалывала неожиданно нахлынувшая нестерпимая боль.
Спустя несколько минут неслышно пришла Дженин — он заметил, что к ней снова вернулась былая усталость. Когда она легла, Лоренс отчетливо ощутил, до какой степени она вымоталась.
