Официальная легенда дореволюционной жизни Калинина известна: рабочий, ссылка, рабочий, ссылка. Только почему-то не говорят, что даже на свой первый завод «Старый арсенал», начиная с 1893 года, Михаил Иванович ходил в котелке и накрахмаленной рубашке с бабочкой. В 1920-е годы еще объясняли, что, дескать, так и одевалась «рабочая аристократия» (крестьянин Хрущев вон вообще на фотографиях того времени запечатлен в цилиндре), а после и вовсе перестали объяснять, просто вымарав отовсюду такую примету.
В 1919 году вместо умершего Якова Свердлова Ленин рекомендовал на пост главы ВЦИК Калинина. И тут же Михаил Иванович уезжает в командировку на пять лет. Пока в Москве старые большевики (а Калинин был наистарейшим членом РСДРП – с 1898 года) грызлись за влияние на Ленина и Троцкого, за распределение портфелей, президент раскатывал по стране на бронепоезде «Октябрьская революция» вместе с подручным – латышским стрелком Скрамэ. Из этой этнографической экспедиции Калинин вынес такие воспоминания: «Однажды в нашу телегу ударила молния; кучер был убит на месте. Агитация в ближайшей деревне оказалась сорвана: невежественные крестьяне были убеждены, что большевика покарал Бог»; «На станции Сызрань украли шубу»; «В Астрахани смотрел, как ловят залом[2], лечился кумысом».
Из этой же поездки Калинин возвратился другим человеком. Изучив, как выглядит народ, президент до самой смерти ходил в кирзовых сапогах, носил мятый костюм, прилюдно, при высоких гостях ел руками из чугунка нечищеную картошку и опирался на палку (хотя он в ней не нуждался). В общем, стал выглядеть как русский мужик из оперы, поставленной в Большом театре.
Во второй половине 20-х – в 30-е Калинин продолжал жить в собственном мире. Вокруг бушевали ревизионистские уклоны, правые и левые платформы большевиков бились насмерть, заработала на полную мощь машина репрессий, – а Михаил Иванович словно продолжал находиться в этнографической экспедиции по России. Принимал посетителей, писал книги, инспектировал дет- и роддома, проверял на заводах – закрыты ли в цехах форточки, не продует ли рабочих. Ходил как президент на приемы в иностранные посольства (тут он позволял себе сменить кирзовые сапоги на лаковые штиблеты и надевал так полюбившийся ему с юности котелок). Пик репрессий 1937-1938 годов Калинин, как он сам писал, провел так: «В январе 1937 года я написал Сталину о том, что состояние моих глаз таково, что через два-три года я совершенно буду слепым. Ни читать, ни писать совершенно не могу». Какой спрос со слепого? Но в 1940-м, когда эта волна спала, Михаил Иванович снова прозрел.
