Б-р-р-р.
Б-р-р-р, но ехать мне, по большому счету, особо некуда.
Разве что к Эби, только вряд ли меня теперь пустят на порог дома Фейберов. Признаться, на тот порог мне самой не особо хотелось: даже мимолетная возможная встреча с леди Ребеккой вызывала желание держаться от особняка виконта подальше. Не представляю, что я могу ей наговорить, не представляю и представлять не хочу.
Если бы можно было переночевать в мансарде, я бы так и сделала, но ключи я уже вернула хозяину вместе с полным расчетом. Наверняка, туда уже кто-то заселился, и…
Миссис Клайз!
Улыбчивая сухонькая старушка, боящаяся паровых котлов и электричества. Старушка, которой я подарила картину с зонтиками, и которая всегда была не прочь поболтать на лестнице (со всеми, кого встречала), чем вызывала раздражение у большинства соседей. Она останавливалась, немыслимым образом перегораживая своей хрупкой фигурой ступеньки, и говорила обо всем на свете, начиная с погоды и заканчивая новостями, почерпнутыми из газет. Последних у нее в квартире, кстати, было бесчисленное множество: она их не выбрасывала, а раскладывала по углам, из-за чего их частенько подъедали мыши.
С тех пор, как умер ее муж, она осталась одна (детей у них не было), поэтому пообщаться миссис Клайз любила.
Решено!
Поеду к ней в гости. Только куплю чего-нибудь к чаю: если правильно помню, она любит пироги с вишневым вареньем.
Улыбнувшись своим мыслям, поправила шляпку, распахнула дверь и оказалась лицом к лицу с Ирвином.
— Прежде чем ты пройдешь мимо, Шарлотта, — он шагнул ко мне почти вплотную, — и будешь права, я хочу сказать, что ничего не знал о случившемся. Я действительно зациклился на себе, а не на том, на что стоило бы обратить внимание. Мне было сложно принять, что в твоей жизни появился другой мужчина. Сложно принять, что я не сумел тебя от него защитить, но я даже предположить не мог, что произошло в мое отсутствие. Я не прошу прощения, потому что такое сложно простить. Я просто прошу о возможности поговорить с тобой. Недолго.
Я смотрела на него, чувствуя, как внутри трескается хрупкая скорлупка запечатанных наглухо чувств. Если я кого и ожидала здесь увидеть, то Ирвина — в последнюю очередь. Не после того, как мы расстались, не после того, что мы наговорили друг другу. И все-таки сейчас, глядя ему в глаза, почти не дышала. Это странное, глупое чувство, что все еще можно вернуть, всегда приходит не вовремя и бьет в самое сердце.
— Мы можем поговорить на улице, — сказала я. — Сюда сейчас придут мои коллеги.
