— Рудольф, все это не имеет никакого смысла, — прошептал он. — Прошло уже три месяца после Франции. Думаю, тебе пора искать нового вокалиста. Я вас только торможу!
— Клаус, даже не думай об этом, — заявил я. — Чтобы я больше не слышал от тебя такую чушь! Ты понял меня?
Клаус вскочил с дивана, прошелся по комнате и хмуро взглянул на меня исподлобья.
— Поверь мне, Клаус, — продолжал я, пытаясь вернуть ему надежду, — это не конец. Я знаю, что ты будешь для нас петь. Я точно это знаю!
Я действительно был на сто процентов уверен, что миссия Скорпов еще не закончена. Ведь столько еще нужно было сделать, что я даже не допускал мысли об этом. Я сердцем чувствовал, что все наладится. Прорвемся, дружище!
— А как же альбом? — прошептал Клаус.
— Подождет. Так что не беспокойся. Сначала поправляйся, потом мы спокойно двинемся дальше. И никогда не забывай одну вещь: мы тебя ждем, что бы то ни было! О’кей?
Клаус демонстративно отвел взгляд в сторону.
— О’кей? — повторил я.
Он грустно кивнул, и я обнял его за плечи.
— Слушай, старик, мы прорвемся. Помнишь, как нам было тяжело и как мы все-таки добились успеха? Как мы в Кливленде на World Series of Rock сделали больших американцев, показали им, на что мы способны? Как 60 тысяч зрителей во время нашего шоу стояли на ушах и орали наши имена? Елки-палки, неужели из-за какого-то полипа мы теперь отменим тур? Нет, мы не сдадимся, и все будет еще лучше. Все будет круто. Круто. Круто. Круто.
Клаус попытался изобразить улыбку. Получилось у него неважно. Пока что.
Осенью 1981 года в студии Диркса записывалась калифорнийская рок-группа «Доккен». Нашему продюсеру пришла идея — чтобы вокалист группы, Дон Доккен, исполнил демонстрационную версию наших песен. Так Диркс мог дальше оттачивать аранжировку и не терял свое драгоценное время. Решение обернулось удачей: Клаус услышал об этом, и, разумеется, в нем забурлила ревность. Чужой голос для его песен? Э-э, нет! И что же? Последняя искра честолюбия, которой не было много недель, вспыхнула и запустила в действие механизм выздоровления. В Клаусе вновь проснулся борец. Наконец-то!
Его врач посоветовал какое-то время вообще ничего не говорить, чтобы голосовые связки полностью отдохнули. Клаус слушался его, и, когда теперь все чаще и чаще сидел с нами в студии, он брал с собой маленький блокнот. Когда он хотел нам что-то «сказать», он поднимал руку, словно школьник, мы поворачивались к нему, а он совал нам под нос очередную записку. «Рудольф, чем ты играешь? Пяткой?» — написал он как-то раз. Я растерянно взглянул на него. Что, серьезно? Но Клаус усмехнулся и протянул мне другую бумажку, с большим смайликом. Молоток! К нему вернулась прежняя жизнерадостность. Я уверен, что тогда, без нашей поддержки, будь он вокалистом-одиночкой, он бы давно выбросил свое ружье в бурьян. Но мы стояли за ним, и это придавало ему силы.
