В Кельне Клаус лег под нож под общим наркозом. Когда уплотнения были удалены с голосовых связок, ему сказали: ждать, ждать, ждать… Ситуация для всех нас складывалась хреновая. Наш певец поправлялся, а остальные сидели на раскаленных углях. С одной стороны, нам не терпелось продолжить запись альбома, с другой — мы страшно волновались за друга. Ни при каких обстоятельствах мы не хотели давить на него, поэтому прилагали все усилия, чтобы сохранять спокойствие. Впрочем, ничего другого нам и не оставалось.
Шли дни за днями, а голос Клауса не восстанавливался. Наоборот, шов в горле воспалился, на нем возник опасный полип. Клаусу пришлось лечь на новую операцию, и его мучения продолжились. У него истощились силы. Ситуация расплющила его в лепешку, он уже не верил в свое выздоровление. Куда делась радость жизни, которая прежде так и била из него? Чем ближе подходил день следующей операции, тем больше он боялся, что окончательно лопнет его величайшая мечта — покорить мир вместе со «Скорпионс». Но деваться ему было некуда, надо было идти на прорыв. Нам всем надо было идти на прорыв.
После второй операции Клаус стал лечиться у специалиста из Вены, успешно возвращавшего голос знаменитым оперным певцам. Теперь он цеплялся за любую соломинку, какая только попадалась. Хотя операция прошла без проблем, по-прежнему было неясно, сможет ли он когда-нибудь петь. Даже лучшие врачи не решались давать какие-либо прогнозы. Мы перепробовали все средства, пытаясь вернуть оптимизм нашему Кудрявому. Сам он выдержал страшную внутреннюю борьбу. С одной стороны, он был готов бороться за свой голос, с другой — не хотел стоять на пути успеха группы.
Надо заметить, что тогда мы замерли на пороге настоящей мировой славы. В США наш альбом «Lovedrive» попал в американский хит-парад и долго держался там. Да и «Animal Magnetism» шел на всех парусах. Весь мир ждал нашего нового альбома; каждый потерянный день отбрасывал нас немного назад. Мне были понятны терзания Клауса, ведь мы привыкли подталкивать друг друга вперед. И вдруг наш девиз сменился на другой: «Пьем чай и отдыхаем». А мир подождет.
Через месяц после операции Клаус пришел ко мне. Я как раз написал новые песни, слушал их на полную громкость и был в хорошем настроении. В отличие от Клауса. Когда он появился в дверях, на его лице даже не было ни следа улыбки, так он был подавлен. Он безучастно прослушал мою первую песню, а когда я хотел поставить вторую, он сжал мою руку и покачал головой.
