— Так они больше не увидятся?
— Увидятся, но сдается мне, что в последний раз, и все будет кончено.
— Ну что же, забирай свои деньги и помни, что, если ты скажешь хоть слово, через десять минут ты мертв.
Ован бросился на свои девяносто луидоров, и они в одно мгновение исчезли в необъятном кармане его штанов.
— А теперь, — сказал он, — я могу ведь бежать, да?
— Бежать, болван! Ни в коем случае! С этой минуты ты принадлежишь мне, я купил тебя, и ты будешь мне особенно полезен в Париже.
— В таком случае, сударь, я останусь, обещаю вам, — сказал, тяжело вздыхая, Ован.
— Ну, в твоем обещании нет нужды.
В эту минуту дверь отворилась и снова появился господин Тапен, лицо его выражало полное смятение.
— Что нового? — спросил Дюбуа, хорошо разбиравшийся в чужих настроениях.
— Очень важные сведения, монсеньер, но прикажите выйти этому человеку.
— Возвращайся к хозяину, — сказал Дюбуа, — и, если он будет кому–нибудь писать, запомни, что мне очень любопытно познакомиться с его почерком.
Ован в восторге оттого, что сейчас он свободен, поклонился и вышел.
— Ну так, господин Тапен, — сказал Дюбуа, — что там такое?
— А то, монсеньер, что после охоты в Сен–Жермене его королевское высочество, вместо того чтобы вернуться в Париж, отослал туда свою свиту, а сам приказал везти его в Рамбуйе.
— В Рамбуйе? Регент едет в Рамбуйе?
— И будет здесь через полчаса. Да он уже был бы здесь, если бы, на счастье, не проголодался и не заехал в замок перехватить что–нибудь.
— А зачем он едет в Рамбуйе?
— Понятия не имею, монсеньер, разве что ради той юной девицы, которая недавно приехала с монахиней и остановилась во флигеле этой гостиницы.
— Вы правы, Тапен, ради нее, именно ради нее. Госпожа Дерош… да, конечно, это так. Вы знали, что госпожа Дерош здесь?
— Нет, монсеньер, не знал.
— А вы уверены, что он приедет? Вы уверены, что это не ложное донесение, дорогой мой Тапен?
— О, монсеньер, я приставил следить за его высочеством Глазастого, а уж что Глазастый говорит, то непреложно, как Евангелие.
— Да, вы правы, — сказал Дюбуа, который, казалось, хорошо знал качества того, кого расхваливал Тапен, — вы правы, если это говорит Глазастый, то сомнений нет.
— До того дело дошло, что бедный парень лошадь загнал, она упала при въезде в Рамбуйе и больше не встала.
— Тридцать луидоров за лошадь, а парень получит сверх того все, что заслужит.
Тапен взял тридцать луидоров.
— Дорогой мой, — продолжал Дюбуа, — вы знаете, как расположен флигель?
