— Но Миро же сказал вам, что он не брал этих картин.
— А воры, по-вашему, всегда сразу сознаются в своих преступлениях? — Следователь позволил себе усмехнуться. — Так что у нас есть все основания для ареста гражданина Милехина — у него мы нашли украденную картину огромной ценности. И вам, гражданин Милехин, придется проехать с нами. В мои обязанности входит предупредить вас о том, что вы можете хранить молчание. Но, честно говоря, лучше для вас будет, если вы все нам расскажете.
— Мне рассказывать не о чем!
— Продолжим наш разговор в милиции.
И Миро вывели.
— Степка, я тебя прошу — успокой народ, и продолжайте репетиции! — крикнул молодой вожак на прощание.
* * *
Кафе на набережной опустело и закрылось. Только за одним столиком спал, уронив голову на руки, пьяненький Сашка. Игорь давно уже ушел, узнав все, что его интересовало.
Марго подошла к своему суженому, вздохнула и потрепала его по голове. Позвала:
— Эй, Сашка!
Тот проснулся, поднял тяжелую голову.
— A-а, Маргошенька! Рыбка ты моя ненаглядная!
— Хорошо еще, что лошадушкой не назвал, горе ты мое луковое.
— Значит, все-таки твое?
— А куда ж мы друг от друга денемся? Вставай давай!
Но самому Сашке подняться было непросто — он то и дело терял равновесие. Пришлось Марго взять все в свои руки. И прежде всего взять в свои руки Сашку, поставить его на ноги и повести с собой.
— Какая же ты золотая женщина, Маргоша. Что бы я без тебя делал?
— Ясно, что б делал, — пропал бы.
— Точно, пропал бы.
— Пошли уже!
— К тебе? — с надеждой спросил Сашка.
— Ко мне… — Марго вздохнула тяжело, но довольно.
* * *
Игорь ввалился в гостиничный номер и плюхнулся на диван. Тамара вопросительно посмотрела на сожителя.
— Рано мы с тобой радовались, Томочка. Эта Кармелита — как заговоренная!
— Что, жива?
— Жива-здорова.
— Я так и знала, я чувствовала, что все сорвется! Почему она не отравилась? Она что же, этот яд почувствовала?
— Нет, никто даже не догадывается, что молоко вообще было отравлено.
— Тогда что? Яд не подействовал?
— He-а. Представляешь, эта девчонка отдала свое молоко лошадке — и та копыта отбросила. В самом прямом смысле.
— И что же, никто не догадывается, отчего сдохла эта лошадь?
— Никто. Дело в том, что лошадь и до этого болела.
— Она сама, что ли, все это тебе рассказала? Лошадка покойная?
— Ты не поверишь, но только что мы вместе с конюхом эту лошадь поминали. Больше того, мы с ним и за здоровье Кармелиты пили. Просто абсурд какой-то, сюрреализм! Пикассо-Дали, блин! Твой коллекционер был бы доволен!
