— Может, и ищет. Только мы об этом не знаем, — подала голос Катя, чувствуя свою вину за то, что раскрыла её секрет.
— Значит, плохо ищет, — фыркнула девочка, не глядя на Катерину.
— Стефания, я не могу его оставить у себя. Я скоро уезжаю. В моём доме поселятся чужие люди, — Катя произнесла это и сама ужаснулась, как обречённо оно прозвучало. — Вряд ли они согласятся оставить щенка. А если и согласятся, то тебе с ним больше играть точно не разрешат.
— Что вы меня уговариваете, как маленькую, — зло бросила сосиску Стефания и встала, обвинительно сложив на груди руки. — Мама завести собаку никогда не разрешит. С папой мне жить нельзя. А у тебя даже жить негде.
— Стеф! — строго глянул на неё Андрей, но она уже круто развернулась и, так и не расцепляя рук, широко ступая, пошла к морю.
Он тяжело выдохнул.
— Давай, я схожу, — предложила Катя.
— Бесполезно, — махнул он рукой. — Сама придёт. Она упрямая, но долго дуется редко. Хуже всего, что она во всём права. У отца молодая подруга вот-вот родит. Мать на таблетках, всё время спит. А когда не спит, плачет. А когда не на таблетках — пьёт. У меня работа. И я ума не приложу, что делать.
— Господи, бедный ребёнок, — совершенно по-новому взглянула Катя на русую голову девочки. Её тонкие волосёнки, подстриженные по плечи, закучерявились от влажного воздуха. И щенок смотрел на неё снизу такими говорящими печальными глазами, словно понимал всю глубину её горя лучше всех. — И она так уже привязалась к Гастону.
— Я честно думал, что он твой. Что ты его купила или с ним приехала. Сейчас многие путешествуют с собаками. Никого этим не удивишь.
— Если его хозяева не найдутся, я его и забрала бы. Но как их разлучить со Стеф, теперь ума не приложу.
— За Стеф не переживай. Я разберусь. Может, мать в себя придёт. Она в принципе-то не плохая, но вот так вышло, что всю жизнь за отцом, как за каменной стеной. Да он и не собирался с ней разводиться. Но мать узнала про подругу, упёрлась, как баран, и всё. Всё полетело к чертям собачьим.
— Считаешь, надо было простить и смириться?
— Не знаю, Кать, — покачал Андрей головой и отложил в сторону зарумянившуюся до корочки сосиску. — Не мне судить. Но Стеф жалко. Я уже взрослый, а вот она стала заложницей их непримиримых противоречий. И знаешь, что самое ужасное?
— Всё? — подула Катя на свою сосиску, но откусить так и не решилась.
— Они же любят друг друга до сих пор. Мать с отцом. Ему эта его подруга была и не нужна. И хрен знает, зачем она вообще забеременела. Но мать психанула, отец ушёл. И все теперь страдают.
