— И тот поверил?
— Рядом на тумбочке стояли два пустых бокала и бутылка с шампанским, половина примерно… везде отпечатки пальцев самоубийц. На полу — пузырек, пустой, но анализ показал…
— Пузырек? — перебил я. — Что за пузырек?
— Из-под французских духов Наташи, на нем обнаружились отпечатки пальцев Всеволода.
— В нем был яд? — уточнил доктор.
— Следы яда. Очень слабые — в бокалах. Ну и в трупах при вскрытии. Я объяснил, что покойник, — бубнил Евгений монотонно, — в силу своего саркастического характера мог оставить именно такую предсмертную записку. Дата — шестое сентября, почерк его.
— Ну а мотив?
— Горничная подсказала: сложные взаимоотношения между любовниками.
— Как же меня не вызвали?
— А кто знал, что ты в Москве? — Евгений на секунду поднял голову, взглянул — какая мука в глазах! — Я сказал, что муж с мая отсутствует, уехал на заработки.
— Я вернулся в тот день, шестого сентября.
— Кто ж знал…
Наступившую паузу нарушил доктор:
— Каков состав яда?
— Какой-то сложный, в основе — болиголов.
— Ага! Болиголов пятнистый, произрастает в поймах рек. Весьма ядовит. Откуда у Всеволода Юрьевича взялся такой редкий яд?
Евгений пожал плечами:
— Он же химик по образованию, когда-то в НИИ работал. В общем, дело закрыли, покойников выдали, сегодня я получил урны из крематория.
Наступила выпивальная пауза, мужчины приняли по полной; художница потягивала из глиняной кружки брусничный морс, курила, глядя в высокое окно с вековой липой, еще пышной. Заговорил управляющий Степа — толстый здоровяк, кровь с молоком — «с коньяком», уточнил бы я, зная его пристрастие (правда, сегодня он пил водку):
— Завещания нет. Вступай, Родя, в дело. Впрочем, дело терпит, можешь отдохнуть пока.
— Отдохнуть?
— Оправиться от удара. Нам всем не помешает… Деньги у тебя есть?
— Одолжить?
— Шутник! У тебя масса возможностей, — заторопился Степа с мелькнувшей улыбкой змия-искусителя. — Поезжай по святым местам… Ты же хотел, помнишь, Родя?
— По святым местам? — Я усмехнулся. — Это было бы славно. В путешествие я, возможно, отправлюсь…
— Давай паспорт. Максимум через неделю…
— Не по святым местам, дальше. А пока здесь посижу. — У меня внезапно вырвалось: — И вообще не уверен, что приму это наследство.
— Вы серьезно? — неожиданно подала голос художница; впервые я вызвал у нее проблеск чувства — любопытство… И вдруг нечаянно поймал тяжелый взгляд Евгения.
— Родька, не пижонь!
— Да так, Жень, тоска.
— Переживешь! — сказал сурово мой робкий и мягкий друг. — Душно. — Расстегнул верхние пуговицы рубашки, блеснул эмалевый крестик на безволосой груди. — В чью пользу ты отказываешься от капитала?
