— Отравление снотворным?
— Ядом растительного происхождения.
— Очень интересно!
— В предсмертной записке Всеволод завещал похоронить его в семейном склепе. Я и Наташу привез.
Я взглянул на урну в руках: в этой зловещей жестянке моя Наташа?
— Здесь Всеволод. Урны слегка различаются. Видишь бороздку в металле? — Что-то он там мне показывал, но я не мог сосредоточиться. — Где ключ от склепа?
— В буфете на кухне, — ответила единственная среди нас женщина и ушла в дом.
Сейчас, ночью, когда я пишу при свете ночника в спальне, вспоминаются самые мелкие подробности — необходимо найти начало и определить конец этой поистине ужасной истории. Конец мне более-менее известен, но вот начало… Не вдаваясь в психологические выкрутасы, перечислю факты — и, может быть, собранные в фокусе, они выявят неизвестное.
Из рода Опочининых, древнего и пострадавшего, нас осталось двое: мой кузен Всеволод и я. Крупнейший промышленник, биржевик — и стихотворец, у которого уже все в прошлом. Сестра нашего общего деда Мария Павловна — художница с сословными претензиями — сумела еще Бог знает когда приобрести этот обломок поместья с парком-лесом и склепом. С двоюродной бабкой мы почти не общались, но этой весной она дала о себе знать, разыграв классическую интермедию с наследством. Да, старуха вызвала нас с кузеном в Опочку, взвесила шансы и объявила: для поддержания дворянского блеска «имение» отойдет к биржевику. Нормально, этого следовало ожидать. Дальше все пошло ненормально: моя жена ушла к Всеволоду, после кончины бабули (только что, на днях) выяснилось из завещания, что склеп достался-таки мне, а любовники (в расцвете сил, богатства и прочих прелестей жизни) вдруг умерли.
Похороны Марии Павловны состоялись в прошлую субботу, пятого; я не поехал. Ближе к вечеру позвонил уязвленный кузен: родовое гнездо уплыло из могущественных рук. Старушка — шутница. Мы встретились впервые после семейного скандала (безмолвного — склок и объяснений не было), в азарте он повышал и повышал сумму отступного. Я, как бешеная собака на сене, послал его к черту: мне не нужен этот склеп, но и ему не достанется. «Завтра же наследства лишу!» — эта забавная его фраза рассмешила нас обоих и на какое-то кратчайшее мгновение восстановила детскую доверчивую связь. Мгновение прошло, мы стояли в громадной полутемной прихожей, среди раскрашенных католических статуй, возле святого Петра, кажется. Вошла она, заговорила. Я послал его к черту. Его, а не ее. Однако ночью она умерла.
