— Ты дал приказ уничтожить наших летчиков? — с трудом регулируя дыхание, спросил Рубцов.
Санчес предпочитал молчать.
— Мне признался один ублюдок, которого я подстрелил. Они не солдаты народной армии, они люди Оливейры...
— Да. Это переодетые люди Оливейры, — глухо повторил кубинец. И, помолчав, добавил:
— Емельянов продал ему ваши вертолеты.
Это известие Рубцов воспринял как еще один коварный удар. Он несколько расслабился и раскрылся. При желании Санчес одним прыжком мог бы наказать его за эту оплошность. Но кубинец не шелохнулся.
— Не верю... не верю... не верю... — упрямо повторил Рубцов.
— Мне врать не имеет смысла.
— Но ведь ребят непременно убили бы...
— Здесь каждого из нас могут убить в любой момент. Я отвечаю за своих кубинцев, — безразлично произнес Санчес. — Емельянов хотел подставить меня...
Рубцов потерял всякую охоту продолжать драку. Он повернулся спиной и направился к столу. Медленно усевшись на него и вытянув ноги, подполковник задумчиво объяснил вслух сам себе: «Знаю, был сговор. В госпитале. Когда вы говорили по-испански».
— Сговор у твоих командиров. Я лишь исполняю приказ. Как и ты.
Санчес подошел к столу и сел рядом.
— Твое счастье, что я сумел ребят отбить. А Емельянов ответит передо мной лично. По моему уставу.
Трудно было не поверить Рубцову. Санчес осторожно добавил:
— Он не один.
— До всех доберусь, — заверил Рубцов. — Но от тебя, полковник, не ожидал. Ты ведь такой же мужик, как и я.
— Жертвовать своими я не мог, — просто и честно ответил Санчес.
Рубцов вздохнул.
— Получается, идем вместе, а воюем каждый за себя.
— Хорошо, что ты отбил вертолеты. Я бы поступил так же.
— Ладно. Вернемся в Луанду — разберемся, — подвел черту Рубцов.
Оба замолчали, думая каждый о своем.
Воспользовавшись затишьем, к недавним противникам подошел вождь в сопровождении профессора.
— Переведите вашему другу, — обратился Вентура к кубинцу, — вождь опечален тем, что вы осквернили ссорой их стоянку. Бушмены вынуждены покинуть это место и не окажут более вам своего расположения.
Санчес пожал плечами, но перевел слова профессора.
— Пусть катятся ко всем чертям! — раздраженно крикнул Рубцов и резко встал.
Вождь его поведение расценил как агрессию и воинственно поднял над головой небольшое копье.
— Будешь еще перед моим носом палкой размахивать?! — в Рубцове снова закипела ярость.
Вождь замер и лишь лицом продолжал делать устрашающие гримасы.
Рубцов подскочил к нему и рванул рукой высоко задранное копье. Бушмен попытался удержать свое оружие. Рубцов не отпускал. При этом медленно двигался вокруг бушмена, заставляя его поворачиваться в том же направлении. Несколько раз Рубцов пробовал рвануть копье на себя, но вождь, ростом едва достигавший широкой груди подполковника, сдаваться не собирался. Все племя высыпало на площадку возле стола и со страхом наблюдало за происходящим. Рубцову показалось, что дикарь просто издевается над ним. И одна из презрительных рож, скорченных бушменом, стала искрой, необходимой для взрыва. «Да иди ты!» — заорал Рубцов и, еще раз рванув на себя копье с вцепившимся в него вождем, обрушил на того удар ногой. Бушмен, выпустив копье, пролетел несколько метров в сторону и упал навзничь, ударившись шейными позвонками о кромку стола. Раздался тихий хруст, и голова вождя свесилась набок. Все замерли.
