«Мыльные оперы» предоставляют суррогатную иллюзию наблюдения «чужой» («соседской») жизни организованной сценаристами по всем правилам событий достойных превратиться в слухи: кто, с кем, когда, где, от кого, кому et sic in infinitum[126]. Сериалы рассказывают «о главном»: о скрытой частной жизни «людей как мы». Созерцание зеркала экрана, дало наконец полную иллюзию «истинного» существования зазеркалья, победив эрзацы романов с продолжением, дамского и криминального чтива. Обыватель не то чтобы не замечает разницы между событиями сериала и «правдой жизни», он отдает предпочтение «мылу» как отражению собственного внутреннего мира, тем самым осуществляя стремление «подглядывать за самим собой» — обольщаться самолюбованием. Телесериал его мечта о «времяпрепровождении жизни». Подсмотренные страсти с красивостью пошлости вынесенной на экран.
Увлечение сериалами лишний раз доказывает виртуальность мира провинциального сознания. Сотни «мыльных опер» поглотили свободное время некогда буйной Латинской Америки. Заняли умы большей части взрослого населения в то время как значительная часть молодежи погружается в мир компьютерных игр, а население развитых стран все глубже подсаживается на «иглу интернета». Прогресс в области СМИ и коммуникаций сделал естественным переход зазеркального провинциального сознания в мир виртуальной реальности.
Третий — опасный род слухов, обычно потрясающий провинциальную жизнь. Известия о «чудовищных» нарушениях норм морали. Выхваченные (подсмотренные) реальные факты скрытой «частной» жизни не предназначенные к разглашению. Нарушение нравственности состоит не столько в самом проступке — «все грешны» — но в открытии факта проступка миру, что воспринимается как акт эксгибиционизма. Обнажение перед зеркалом rumor publicus в чем видится вызов обществу, покушение на устои. Своего рода бунт. Естественно, подобные акты подлежат всеобщему порицанию, одновременно вызывая тайную зависть, скрытое стремление индивидуумов выйти из-под опеки всевидящего ока, встать над толпой попирая ее.
Реальных рычагов пресечения «безнравственности» в руках общества немного. Власть в провинции часть жизни, поскольку все представители власти одновременно являются соседями. Обращение к властям означает отстранение власти от жизни, что наносит больший вред обществу, чем обвиняемому. К тому же в силу вступает Закон, с ним отношения особые. Закон сильно разнится с общественной моралью. Тяжба может затянуться, наказание оказаться недостаточно жестким или наоборот слишком жестоким. К закону прибегают в экстренных случаях против особо злостных, неисправимых нарушителей. По той же причине редко прибегают к самосуду. Церковь может грехи отпустить, с Богом легко договориться — что знает каждый.
