Следует напомнить еще раз что «объединения художников» присуще любому виду культурных столиц. Ведь в «Венеции» главный организатор — цех, в Париже — «коммуна» ныне превратившаяся в профсоюзы и «творческие союзы» жестко стоящие на защите «авторских прав» своих членов. В «Москве» — государственные творческие союзы, распределяющие заказы и блага от государства.
По тем же законам свободного рынка должны возникнуть финансовые монополии с неизменными контрольными пакетами акций, корпоративной этикой, советами директоров, менеджментом. Современными корпорациями, главная целевая установка которых — деньги, прибыльность. Не важно в сфере нефти или шоу-бизнеса. Художественный процесс организовывают корпорации, оттесняя на второй план кустарей занятых саморекламой. Хотите «раскрутиться», предоставьте это профессионалам от рекламы все равно в вашем искусстве реклама главное, так зачем лицемерить. Отдайте нам коммерческие функции творчества, мы умеем торговать, а вы будите творить… по нашему заказу. Издательства-монстры обзаводятся своими армиями авторов, и неизвестно уже какая часть текста написана возведенной на читательский Олимп «звездой», какая «литературными неграми»[112]. Крупные аукционы имеют свои батальоны художников, скульпторов, ювелиров. Основное занятие продюсеров — «деланье звезд»…
Как и в «Москве» организовывать, управлять искусством начинают люди и процессы весьма далекие от искусства. В лучших традициях диктаторов, продюсеры предпочитают иметь дело не самими творцами, а «с массами», поскольку «массы» самый большой сегмент рынка. Массы во все века и тысячелетия еще со времен античных требуют panem et circenses[113]. Спрос рождает предложение, но реклама создает спрос.
«Благодаря вседозволенности, бизнесу на пороках, на «низменных страстях» происходит упадок нравов!» — извечные доводы критиков-моралистов. Смотря с чем сравнивать. Уж не с Римом ли эпохи упадка? Благодаря свободе рано или поздно восторжествует принцип: «Quae fuerunt vitia, meres sunt[114]». Разрешение вечного спора о властвующих в шоу-бизнесе «диктатуре рынка» и «диктатуре рекламы» формирующей массовые вкусы, лежит вне этого противопоставления. Внутри парадигмы спор неразрешим, поскольку оба понятия взаимозависимы. Аналогично имперскому искусству где идеология насаждается в массы, а массы редуцируют эту идеологию активно потребляя плоды имперского, в том числе и колониального могущества.
Будь все так скверно, как утверждают моралисты, на рынке преобладали бы порнография, насилие и садизм. В конце концов признанные сегментами рынка «искусства порока» пребывают на уровне резерваций — «специализированных магазинов». Их нельзя приобрести в супермаркете, где делают покупки всей семьей, их нельзя потреблять открыто.
