- Катря а Катря!
Катря молча остановила на ней глаза.
- Глупая дивчина, ты думаешь, что я и в самом деле стала татаркой! тихо прошептала Олешка. - Посмотри, как я все устрою, ты будешь у меня свободна, моя пташечка!
- Ах, мамка! - могла прошептать только Катря, и слезы радости полились у нее из глаз.
- То-то, доченька, знай только молчи, и старая Олешка на что-нибудь пригодится, - проговорила она и, заметив, что татарин ворочается во сне, опустила голову и сделала вид, что храпит.
На другой день стали показываться татарские села. Олешка совсем разохалась и расхворалась:
- Что же ты меня держишь связанной, - говорила она Ахмету, - свой своему поневоле брат, тут мне и убежать-то некуда.
Татарин развязал ей руки.
- Да если бы ты и убежала, потеря мне была бы небольшая, - проговорил он, помолчав. - За тебя никто денег не даст, а еще даром кормить придется.
- Зачем даром, я тебе служить буду, - оправдывалась Олешка, усаживаясь на лошади.
К вечеру они остановились у какой-то речки. Татарин собрал сухой травы и зажег костер. Олешка усердно помогала ему, не обращая никакого внимания на Катрю. Катря совсем недоумевала, что могла придумать ее мамка и на что она надеется, но она была уверена, что Олешка сумеет выпутаться из беды. Поужинали и легли. Катря заметила, что, разрезая мясо, Олешка спрятала нож. Ахмет сегодня поминутно прикладывался к фляжке с горилкой; завтра он будет дома и там неловко пить запрещенный караном напиток. Катрю уложили спать связанной, и Олешка особенно усердно советовала связать ее покрепче. Ахмет скоро уснул, Катря тоже задремала. Ей снилась шумная вечеринка, говор, смех, песни... Вдруг она услышала во сне глухой стон. Она открыла глаза, перед ней стояла Олешка.
- Скорее, скорее, дитятко, - торопила она, - разговаривать некогда... Ремни на руках и на ногах я перерезала, вставай, до рассвета нам надо убраться от сюда подальше.
Катря в испуге вскочила на ноги и в нескольких шагах от себя увидела на земле Ахмета, хрипевшего в предсмертных судорогах.
- Олешка, - сказала она, широко раскрыв глаза, - это ты сделала?
- Так ему собаке и надо! - проворчала старуха совершенно хладнокровно, - только разговаривать теперь некогда. Тебе надо переодеться в его платье.
- Ни за что! - отвечала Катря, посматривая на вонючий тулуп и грязную рубашку.
- Не глупи, дивчина! - сердито прикрикнула на нее мамка. - Делай, что говорю, если не хочешь опять попасть в неволю.
