Сенат признал Чаплинского по суду оправданным.
Третий пункт обвинения - похищение невесты, суд даже не стал рассматривать.
- Невеста ваша добровольно вышла за другого, - ответили Хмельницкому, - и вам не остается ничего иного, как тоже искать себе другую.
Хмельницкий вышел с сейма опечаленный, растерянный, у него оставалась одна шаткая надежда на всегдашнего его покровителя, короля Владислава.
- Что же вы думаете теперь предпринять? - спросил его знакомый шляхтич, участвовавший на сейме.
- Пойду просить защиты у короля, - отвечал Хмельницкий.
- Навряд ли король может оказать вам защиту, - насмешливо отвечал шляхтич, - ему самому на этом сейме не повезло. Он поддерживал просьбу казаков на освобождение Украины от постоя, и эту просьбу сейм отвергнул. Мало того, сейм еще увеличил поборы в пользу войска. Всякий старался на сейме сказать королю что-нибудь неприятное. Епископ Гнешов резко обвинял его в пристрастии к иноземцам и в неприязни к дворянству. Король так огорчился, что тут же в собрании заплакал, встал и ушел, не дождавшись конца сейма.
Хмельницкий распрощался со шляхтичем и, мучимый невеселыми думами, отправился в королевский дворец. Он сознавал, что от панов ему ждать нечего, знал и бессилие короля, мало рассчитывал на его поддержку, шел к нему только для очистки совести. Он слишком живо чувствовал на самом себе притеснения и угнетения, господствовавшие на Украине. Без приюта, выгнанный из родного угла, стоившего ему столиких забот и трудов, оттолкнутый старостой Конецпольским, которому он и отец его всю жизнь служили, - теперь более, чем когда-нибудь, он способен был сочувствовать народному движению. На сейме он наглядно ознакомился с порядком судопроизводства, увидел, как легко подкупить депутатов даже не деньгами, а только красноречием, умением поставить ловко вопрос, и здравый смысл подсказывал ему, что при таких порядках справедливое решение дела не всегда возможно. Он чувствовал в себе достаточно и сил, и энергии, чтобы стать во главе этого притесненного, угнетенного народа, и все-таки что-то тянуло его к панам, все-таки, идя к королю, он колебался, он желал, чтобы король заступился за него, принял его под свое покровительство и дал ему возможность добиться своих прав. Если бы король хоть слово сказал ему в утешение, если б подал ему какую-нибудь помощь, он, может быть, остался бы тем же зажиточным паном Зиновием, владельцем хутора Суботова.
В богатой приемной королевского дворца Хмельницкого встретил канцлер Оссолинский. Это был высокий уже не молодой человек с холодными, даже суровыми чертами лица, не утратившим его красоты. В его голубых глазах светился ум; изящные манеры, полные достоинства, обнаруживали светского человека.
