Хмельницкий удивленно глянул на него.
- А Сеча? - спросил он.
- Что-ж! - лукаво проговорил запорожец, - не ровен час и в Сечу с тобою заглянем, служить же буду тебе верой и правдой, прикажешь зарезать кого, зарежу, в огонь и воду пойду за тебя!
Хмельницкий немного подумал.
- А как тебя звать, хлопец? - спросил он.
- Ивашко Довгун, - отвечал запорожец.
- Так вот, Иване, заезжай ты ко мне дня через два на хутор. Там и перетолкуем, быть может, ты мне и понадобишься. А теперь ты куда едешь?
Ивашко замялся.
- Да как тебе сказать, Богдан Михайлович, ехал-то я по своему делу, да не попал, а теперь мне туда и ехать не след.
Богдан посмотрел на него с усмешкой.
- Вижу, вижу, что дивчина замешалась. Так, что ли?
- Да что-ж, батько! - махнув рукой, со вздохом проговорил Иван, надо, видно, тебе во всем признаться. Есть у этого Чаплинского воспитанница сиротка...
- Катря-то? - перебил его Богдан. - Эй, хлопец, ты не в своем уме, ведь, она панночка!..
- Что-ж, что панночка, - гордо вскинув голову, проговорил Иван. - И мы когда-то паны были да казаками стали, а все люди.
- Люди-то люди, да Чаплинский о себе больно много думает, он ее тебе добром не даст.
- А мы и силой возьмем!
- А как силой-то она и сама не пойдет?
- Эх, батько, - с досадою проговорил казак, - не мути ты меня. С чего ей не пойти? Ей там житье не сладкое, не в родном доме.
- Да куда же ты ее денешь? У тебя ни роду, ни племени.
- Вот в этом-то все и дело! Так, ведь, у меня зато в тростниках немало чего припасено, не даром тоже на татар набеги делал. Прикоплю еще маленько и обзаведусь хатой.
- Ну, это, брат, уж твое дело! - рассмеялся Богдан. - Ты, я вижу, хлопец ловкий. Не даром и мне служить хочешь, лишь бы по соседству быть.
Запорожец сконфузился.
- Нет, батько, право слово, нет! Этого я и в уме не держал.
- Ладно, ладно, - подсмеивался Хмельницкий, - там уж увидим.
Они подъезжали к Чигирину. Вдали замелькали огоньки в окнах маленьких домиков. Послышался лай собак. Всадники пришпорили коней и через несколько минут въехали в узкие улицы города. На рыночной площади, несмотря на позднее время, было много народу: и гуртовщики со скотом, и крестьяне в белых свитах, и мещане; все они толпились около шинка, гудели спорили, считали барыши, вырученные за день, и тут же пропивали их у жида-шинкаря, самодовольно потряхивавшего козлиною бородкою.
Довгун распростился с Богданом и вмешался в толпу, а Хмельницкий поехал далее в Черкасы, к знакомому полковнику Барабашу.
