Богдан посмотрел на нее с усмешкою.
- Вижу, вижу, что тебе уж очень бы хотелось паньей стать. Да быть-то этого никогда не может, никогда нам с панами не сравняться, все мы будем простыми казаками. А вот паньей-гетманшей, это ты можешь быть, - продолжал он в том же полушутливом тоне.
Марина взглянула на него своими проницательными черными глазами и покачала головой.
- Умный ты человек, Зиновий Михайлович, - сказала она тихо, думается мне подчас, что умнее тебя на свете нет, а все-таки до булавы и бунчука далеко тебе, и это не так легко дается.
- Что-ж, может и дастся! - гордо приосанясь и сверкнув очами, проговорил Богдан.
- Так ты едешь? - вздохнув, спросила Марина.
- Еду! - коротко отвечал он.
Як взяли Марусеньку лугами-ярами,
Та повезли Марусеньку битими шляхами...
Чаплинский, отправив Комаровского, позвал слугу и велел привести пленного татарина. Пленник остановился у двери и угрюмо смотрел на своего нового господина, ожидая его приказаний. Пан подстароста прошелся два раза по комнате, остановился перед татарином и, заложив руки за спину, медленно проговорил:
- Так хочешь на волю?
Татарин угрюмо помолчал, потом сказал:
- Не смейся надо мной! Зачем тебе отпускать меня на волю, когда я твой раб? Аллаху, видно, так угодно, чтобы я служил тебе.
- Я над тобой не смеюсь! - отвечал Чаплинский. - Есть у меня дело, ты его можешь исполнить, и если за него возьмешься, я дам тебе свободу.
Татарин встрепенулся, глаза его дико сверкнули из-под черных бровей.
- Птице нужен воздух, а сыну Аллаха степь! - проговорил он. - Вижу, урус, что ты мне свободу дашь не даром, но я всякое дело исполню, лишь быть снова на воле. Ахметка хитер, ой, как хитер! Все может, что захочет. Говори, урус, скорей, какое твое дело?
Чаплинский отвел татарина вглубь комнаты и вполголоса начал говорить. Он затруднялся в татарских выражениях, но пленник впился в него глазами, подсказывал не только слова, но даже мысли, налету ловил его желания. Меньше, чем в четверть часа они условились. Чаплинский снова позвал слугу, велел отвести татарина, напоить, накормить его досыта и присматривать, чтобы не ушел.
- И больше никаких указаний не будет, ясновельможный пан? - спросил слуга с удивлением.
- Никаких! - резко отвечал подстароста, сдвинув брови.
Слуга поспешно ушел вслед за татарином, покачивая головой и удивляясь про себя, к чему это господину понадобился этот пленник; ему не назначили никакого дела, а еще велели за ним присматривать. Он взял татарина на кухню и шепотом передал свои соображения остальной прислуге. Они решили, что это, должно быть, знатный мурза; пан, видно, думает получить хороший выкуп, и стали смотреть на пленника с некоторым уважением. Он, по-видимому, был совершенно спокоен и не думал бежать, исправно ел все, что ему подавали, и даже не отказался от горилки и от браги.
