- Если пан желает знать мое мнение, - проговорил Чаплинский, стараясь придать своему голосу выражение искренности, - то я думаю, что теперь именно наиболее кстати, хоть на некоторое время, избавиться от этой беспокойной головы; он что-то затевает, ведет какие-то переговоры с запорожцами, толкует о какой-то грамоте королевской, о том, что она у него в руках... Все это не в добру.
Конецпольский задумался.
- Уверен ли пан подстароста в том, что он говорит? - возразил он, может быть, это сплетни! И отец, и сын всегда были верными слугами моему семейству. Пан знает, как покойный гетман, мой батюшка, ценил услуги Михаила Хмельницкого. Мне бы не хотелось в этом деле быть несправедливым.
- Могу уверить ясновельможного пана, что я передаю ему совершенно верные слухи!
- Слухи, слухи! - с неудовольствием возразил подстароста, - я желаю от тебя доказательств, а слухам разве можно верить? Впрочем, - прибавил он, - Хмельницкий храбрый воин и будет прекрасным предводителем нашего маленького отряда. Потрудись за ним послать, а теперь дай бумаги и займемся делами.
В тот день вечером Хмельницкий был принят старостой.
Пан староста встретил Хмельницкого довольно холодно, не подал ему руки, не посадил, а на почтительный поклон его ответил едва заметным кивком.
- Про пана Зиновия ходят недобрые слухи, - сказал он ему строго. Говорят, что он мутит людей рассказами о какой-то королевской грамоте, о каких-то правах, дарованных казачеству. Правда ли это?
- Все это преувеличено, ясновельможный пан, - уклончиво отвечал Богдан.
- Однако, что-нибудь в этом роде было? Я желаю от пана Зиновия слышать истину. Какая это такая грамота? Я ничего о ней не знаю.
- Как известно пану старосте, - спокойно отвечал Богдан, - покорный слуга пана вместе с полковниками Барабашем и Ильяшем удостоились аудиенции у короля и действительно получили от него грамоту. Она сперва хранилась у Барабаша, а в настоящее время она находится у меня. В ней подтверждаются права казаков. Наш милостивый король даровал ее нам в удостоверение расположения своего к казакам.
- Однако же казаки были у короля давно, а грамота всплыла только теперь. Как пан это объяснит?
Она лежала под спудом у полковника Барабаша, - сказал Хмельницкий.
- А теперь попала к пану Зиновию? - быстро и не без иронии спросил Конецпольский. - Скажу пану Хмельницкому, что полковник Барабаш поступил гораздо благоразумнее его, умолчав о грамоте. Король королем, но следует казакам помнить, что без воли сейма он ничего не может сделать. Он может писать грамоты, если это ему нравится, но я не вижу, какую практическую пользу это принесет казачеству.
