— Зря стараешься, — остановил его проснувшийся Леврин, — серебра там и близко нет.
— А это что?
— Олово, — позевывая, отвечал Тимофей.
— А где же серебро? — Ивану не хотелось верить, что столько сил и затрат пошло впустую.
— То мне неизвестно, — с неизменной улыбочкой отвечал Леврин, продолжая лежать на лавке. — Я той руды с тобой не брал, оказаться бы мне в тех горах, может, и отличил бы, где руда пустая, а где с серебром.
— Может, вместе и поедем, как лета дождемся, — предложил Иван.
— Нет, мне обратно на завод надо. Ты уж сам давай.
— А если опять пустую породу привезу?
— Извини, братец, только не могу. Меня хозяин и так заждался, сызнова врать придется, почему я в Тобольске больше месяца просидел.
— Чего–нибудь придумаешь, — попытался переубедить его Иван.
— Да ты не огорчайся, олово — это тоже хорошо. Могло б и его не оказаться. Значит, серебро где–то рядом лежит.
Отворилась дверь, и вошел Андрей Андреевич Карамышев, потирая рукавицей замерзший с мороза нос.
— Плохо дело? — спросил он, обведя глазами Зубарева и все еще лежащего на лавке Леврина.
— Плохо, — согласился Иван. — Вместо серебра олово выплавилось.
— Неужто все образцы опробовал? — спросил он Тимофея.
— Да нет. Еще остались. Только сумлеваюсь я в них, зря все это.
— Как знать, как знать, — прошелся мелкими шажками вокруг печи Карамышев. — Надо дело до конца доводить. А вдруг да найдешь чего? — и он незаметно подмигнул Тимофею.
— Как хозяин скажет, — блеснув зубами, посмотрел тот на Зубарева и сел на лавке, — наше дело петушиное: прокукарекал, а там — хоть не рассветай.
— Значит, не все образцы в дело пошли, — оживился Иван. — Только я одного не пойму: если, к примеру, в одном из них серебро окажется, то как я потом узнаю, откуда какой камень будет.
— Вот дурья башка! Неужели ты не догадался заметить, где какой камень брал? — всплеснул руками Леврин.
— А кто мне наказывал про то?
— Сам знать должен, — пожал плечами Тимофей, — твоя забота со всем этим разбираться. Ты меня для каких дел нанимал? Руду плавить? Я ее выплавил. А сейчас идите отсюда, дайте поспать еще. Так и быть, и остальные образцы сегодня в ночь испробую.
Накануне последней плавки Иван никак не мог заснуть. Ему и верилось, и не верилось, что дело, которое он начал, все–таки удастся. Представлял, как он будет стоять у огромной плавильной печи, из которой полетят огненные искры и, падая на землю, превратятся в большие серебряные рубли. Вспомнился ему и Ванька Каин, который, узнав про те рубли, начнет лебезить и заискивать перед ним. Вспомнил и Андрея Гавриловича Кураева, представил, как войдет вместе с ним во дворец, где его будут приветствовать знатные князья и графы, а он небрежно, развязав кожаный кошель, высыплет перед ними на свою ладонь горсть серебра. Незаметно он уснул, а проснулся от того, что его тряс за плечо Андрей Андреевич Карамышев.
