— А ведь Васька правду говорит, — подал голос молчавший до сих пор Алексей Яковлевич Корнильев, второй по возрасту после Михаила. — Коль возьмем над Иваном опеку, то и долг его на нас ляжет.
В комнате на некоторое время воцарилось молчание, и лишь слышно было, как посапывал в своем углу князь Иван Пелымский, быстро захмелевший и уснувший в самом начале поминок. Иван с ненавистью обвел двоюродных братьев глазами и, ничего не сказав, вышел вон. Те, в свою очередь, переглянулись и пошли в прихожую одеваться, так окончательно ничего не решив.
Когда Иван поднялся со свечой в руке в свою спальню, Антонина уже спала, не сняв с себя черного платья, в котором была на похоронах. Иван поднял свечу повыше над ней и некоторое время всматривался в спокойное лицо жены, затем чуть тронул за руку, и она моментально проснулась, приподнялась на кровати.
— Ты, Вань? — спросила. — Все ушли? Пойду, помогу матери со стола убрать…
— Погоди, успеется. Катерина уберет. А я вот что спросить тебя хотел: к родителям поедешь, коль я дом продам?
— Как к родителям? — встрепенулась она, провела тонкой ладошкой по лицу, словно не понимая, пригрезилось ей во сне или все происходит на самом деле.
— А так, — пожал плечами Иван, — еще какое–то время в городе побуду да и обратно к башкирцам поеду — серебряную руду дальше искать, негоже на половине дело бросать, от своего не отступлюсь.
— А я? — жалобно проговорила Антонина, — я куда?
— Потому и спрашиваю. Сейчас с отцом поедешь или погодишь, пока здесь буду.
— А мать куда пойдет?
— То не твоего ума дело. Катерина к себе возьмет. Или Степаниду попрошу, там видно будет.
Антонина всхлипнула, закрыла лицо руками и прошептала:
— Вань, неужели ты готов всех нас на эти проклятые рудники променять?
Иван помолчал, прошелся по комнате и потом, резко остановившись, заговорил:
— Когда в Москве был, с одним человеком познакомился, в сыске служит. Не столько служит, как добрых людей обирает, даром, что государев человек. А ты хочешь, чтоб и я в лавке сидел да по четвертачку, по полушке с каждого в свой карман клал? Чем же я от него отличаться буду? Нет, не бывать тому: или пан — или пропал. И ты меня не разжалобишь! Коль найду рудники, кинусь государыне в ноги, пожалует она меня дворянством, вот тогда совсем иная жизнь начнется, а так… Нет, не могу этак дальше жить!
Антонина, пока Иван говорил, все испуганно смотрела на него, хлопала густыми, длинными ресницами и не понимала, шутит ли он, пытаясь обидеть, испытать ее, или действительно так думает. Ей о многом хотелось поговорить с мужем, выплакаться о потерянном дитяте, почувствовать на себе ласки Ивана, но он словно ничего не видел перед собой и говорил, говорил лишь о том, как разыщет руду, построит там заводик, выйдет в большие люди. Потом, не простившись, ушел в родительскую комнату, и она не видела его больше до следующего дня.
