Так что школа ее матери, несомненно, пошла ей на пользу. Но у Иоганны Елизаветы не было тех амбиций и возможностей, совершенно неожиданно появившихся у ее дочери. Екатерина Алексеевна определенно знала о своей избранности в этом мире и ждала лишь того часа, когда сможет проявить себя, чтобы потом уже ни о чем не жалеть и никого особо не опасаться.
Чтобы первой придать направление их беседе, Екатерина Алексеевна в комических красках пересказала случай о конфузии, произошедшей с графиней Апраксиной. Катенька буквально покатывалась от смеха, удобно устроившись с ногами на широкой постели жены наследника. Она даже изобразила, как графиня делала недоуменное и растерянное лицо и подставляла филейную часть своего тела под иглу наследницы.
– Неужели у вас, матушка-Катеринушка, мысли не было, что нечаянно можно попасть иголкой сквозь платье в дородную плоть? Я представляю, как бы она взвыла!
Но Екатерина Алексеевна с осуждением глянула на нее и серьезно произнесла, как батюшка на проповеди:
– Грешно смеяться над несчастными людьми. Тебе хорошо известно, что из-за моей неосторожности Степан Федорович сейчас оказался в заключении. И я ничем не могу ему помочь. А если и попытаюсь, то будет еще хуже
– Да, я тоже так считаю, вам не нужно заступаться за него. Иначе точно усмотрят заговор и еще неизвестно что. Наши костоломы только этого и ждут.
– Потому я со всем сочувствием отнеслась к ее горю и проводила с почетом. Предлагала остаться переночевать, но она не послушалась.
– Так значит, это она из Ораниенбаума возвращалась, когда несчастье случилось? – всплеснула руками Воронцова.
– О чем ты говоришь? Какое еще несчастье?
– Вы ничего еще не знаете? Ночью, на подъезде к столице, они попали на плохую дорогу. Темно было, а факел у них или задуло ветром, или возница заснул. И у кареты графини Апраксиной подломилась одна полозина, или как она там называется. И карета завалилась в овраг. С ней еще, говорят, двое горничных сидело в самой карете. Им-то ничего, а вот Аграфена Леонтьевна упала неловко и сломала несколько ребер, ее потом на простых санях везли до дома, потому как сидеть ей было трудно.
– Царица Небесная! – перекрестилась Екатерина Алексеевна. – Что ж ты сразу об этом мне не сообщила? И тут без меня не обошлось. Прости меня, Господи! И помочь ничем не могла, и чуть до гибели почтенную даму не довела. Не зря она у меня на прощание спросила, чем малая печаль от большой отличается… Ой, не зря…
