– Всякое говорят, – осторожно ответил Мирович, не доверяя пока своим новым товарищам. – Больно за немцев опасаются. Тогда, после сражения, наш ротный капитан Лагарп, вроде бы неплохой служака, перебежал к своим, к пруссакам.
– Ну, он нам еще встретится! Я везучий, схвачу его за толстый немецкий бок и… Сам не знаю, что с ним сделаю, – зловеще прошептал Павел Ланской.
– Павлик, я бы тебе посоветовал держать свое мнение при себе. Или ты не знаешь, кто нами нынче командует? – предостерег его наиболее осторожный Раевский.
– Это ты про Фонштофа? Вот за ним я буду самолично наблюдать во время боя, чтоб не вздумал сигануть на ту сторону.
«Мальчишки, да и только», – подумал с улыбкой Мирович, хотя сам был полностью на стороне этих горячих парней, что, как и он когда-то, не натерев мозоли от армейской лямки, мечтали о подвигах, о сражениях, ни разу не столкнувшись со смертью близких, не видя покалеченных солдат с оторванными ногами, вывороченными наружу внутренностями.
А вдали, за стройными рядами выбеленных под дождями и полуденной жарой солдатских и офицерских шатров-палаток, на слиянии небесного свода с земной твердью, окаймленной щеткой лесных крон, блуждал, как чья-то потерянная душа, солнечный лучик. Лежащие на попонах у костров солдаты, устав после дневного перехода, бросали украдкой взгляды в сторону угасающей зари, не желая перед всеми выказывать свой интерес к рядовому и в то же время столь красивому вечернему прощанию с последним солнечным лучиком. Дни стояли погожие, насыщенные разноцветьем и пряным запахом предпокосной поры. Лишь иногда, под утро, дождик, словно спохватившись за свою запоздалость, начинал мелко высевать из тощих тучек скупую влагу, припорашивая пыль на разбитых солдатскими сапогами, копытами коней и тяжестью колесных лафетов дорогах.
Солдаты, коим не спалось, нехотя шевелили штыками и палашами золу в костре, наблюдая, как вверх выскакивали искры оранжевых сполохов и, взлетая невысоко над землей, превращались в белесые частицы золы. Уносимые слабым ветерком, летели куда-то, чтобы потом тихо и неприметно упасть вниз и раствориться среди поникших трав, обломанных кустов и слиться с миром, заняв в нем свое неприметное место.
– Скажите, братцы, а вот болтают, что живет в огне существо такое, которое зовут то ли саламандра, то ли еще как. Приходилось ли кому из вас видеть когда? – спросил с неподкупной искренностью молодой рекрут последнего призыва, успевший получить обидное прозвище Шалабан за то, что каждый норовил щелкнуть его по лбу за глупые вопросы. Но он все равно без устали спрашивал обо всем, что интересовало его пытливый юношеский ум, оказавшись среди взрослых и серьезных мужиков, половина из которых годилась ему в отцы.
